– Да не ведьма я! – раздражённо крикнула я. С соседних столиков обернулись. – Не бывает их потому что. Заткнись и ешь!

Малец пожал плечами и набросился на очередную тарелку. И как в него столько помещалось? Я поесть тоже любила, благо не в коня корм, но до этого проглота мне было далеко.

Ну, вот что я такого сделала, что теперь ещё и за этим недоразумением присматривать? Ничего ведь!

– Ладно, звать тебя как? – вздохнула я, смирившись с неизбежностью.

– Э́ричек, – оторвался малец от пирога размером с его головёнку. – А ты Уна Райкконен, я уже знаю. Ой, тётенька, мне так твоё имя нравится! Ты вот прям такая и есть – У-ууу-уна! Но я твою фамилию, приёмная мамка, брать не буду, ладно? Вдруг всё-таки женюсь на тебе, если не передумаю. А на родственниках нельзя же.

Я только закатила глаза. А в кафе уже ввалились шумные музыканты, и я поморщилась. Час от часу не легче.

– Так, малой, остальное с собой заверни, – решительно сказала я. – А я тут больше не останусь.

– Новая песня! – заголосил патлатый оборванец. – Шлягер сезона! Отвал башки! Такого вы ещё не слышали! Она порвёт этот город! Готовьте кошельки, уважаемые, ибо вы будете требовать её на бис не менее пяти раз! «Пастушка и дракон»!.. И-иии, скрипач, рви струны, не жалей!.. «Как-то раз деньком прелестным пролетал лужком чудесным…»

Голова моя моментально заныла, в глазах зарябило, но я уже выбежала из кафе, не заботясь о том, что малец за мной не поспеет. Хозяина заведения я знала, деньги потом занесу, не обидится.

– А чего ты убежала, давай послушаем! – вприпрыжку нёсся за мной питомец. Я надеялась, что он отстанет и потеряется, но нет, глазастый и шустрый оказался. – Складно же поют! Тётенька, а мы к тебе идём? А ты мне молочка согреешь на ночь? А сказку расскажешь?

Отвечать ему я не стала и продолжила идти прямо. А остановилась лишь через пару кварталов. Обернулась. Не отстал, зараза. Малец радостно сиял щербатой улыбкой. Пары зубов сверху не хватало, но на их месте уже наметились новые взамен выпавших молочных.

Вот незадача-то. На постоялый двор к Жуку его вести действительно не стоит. Это лично мне хозяин должен, потому в обиду не даст. А малец больно говорливый, доболтается. Тем более что деньжата у него водятся, если Скоропут не приврал. Не обманом выманят, так просто побьют и отберут.

Как ни крути, а вариантов больше не оставалось. Я глубоко вздохнула, всё ещё сомневаясь. Но на самом деле решение приняла ещё в участке.

– Так, малец… Как там тебя, говоришь?

– Те́ддичек, – с готовностью пискнул он. – А полное – Теодор.

– Не дорос ещё до Теодора, – перебила его я. – Назовут же…

И нахмурилась. То ли у меня со слухом беда, то ли этот шепелявит… Но мне показалось, что сначала он назвался Эричком. А, неважно.

– В общем, жить мы с тобой, Теддичек, в одном тайном местечке будем… Только сидеть мне там тихо, как мышь! И нос свой не совать, куда не надо. А только туда, куда я разрешу, понял? И во всём меня слушаться. Уяснил?

– Да, тётенька Уна! Без твоего разрешения ничего никуда не совать! – лыбился ребёнок.

Я ещё раз глубоко вздохнула. Ох, пожалею я об этом…

– Тогда пойдём.

И сунулась в неприметную калитку, заросшую мухожоркой ползучей. За каменным забором раскинулся запущенный сад – к счастью, обычный, а не из растунций – а посреди него высился некогда величественный двухэтажный особняк. Покопавшись в водостоке, я выудила ключ и отперла заднюю дверь, что предназначалась для прислуги.

– Ну ни черта себе! – завопил ребёнок, едва попал внутрь. – Я что, в настоящем господском доме жить буду? Ничего себе, как тут здоровски!