– Ага, – нагло лыбился ребёнок. – Я просто ути-пуси какой.

– И куда я его приведу? – растерялась я. В глобальном вопросе я проиграла, осталось лишь торговаться в деталях. – Вообще-то меня та же самая Набода и выгнала. Что мне его, на постоялый двор к Жуку волочь? Новое жильё я ещё не нашла.

– Да будто тебе некуда, – проворчал дядька. – Всё, надоела! Брысь! И этого с собой забери, видеть его рожу малолетнюю больше не могу!

– Но я же халосый, – ухмылялась деточка. – И так помог, так помог… Как бы вы без меня тётеньку Удавиху взяли?

– Твоё счастье, что взяли, – пробурчал дядька. – Иначе уши ободрал бы за твои выходки…

– Так это и есть твоя подставная утка? – сообразила я. – Ну, человечек внедрённый. Ты откуда его вообще выкопал?

– Вот где выкопал, там и закопаю, – обжёг свирепым взглядом мальца Скоропут. – Всё, кыш! А ты, паршивец, иди массу набирай! Смотреть на твои тощие мослы тошно… Повзрослеешь – жду в отделе.

– В смысле, «повзрослеет»?! – взвилась я. – Так мне этот прицеп теперь до его восемнадцати нянчить?!.. И кормить ещё?

– Ой, да не жужжи ты, – отмахнулся дядька. – Деньги у него есть, скинется на пропитание. Пару месяцев потерпишь, а там проблема сама собой, надеюсь, рассосётся.

Его бы слова да в уши тому, кто почему-то только меня и слышит…

Проблема сейчас сидела напротив меня в кафе и сама собой рассасываться не торопилась.

Я мрачно рассматривала нового питомца. Малец радостно пялился на меня в ответ. На приютского заморыша он не походил – обычный мальчик, просто подвижный, а потому и худенький. Кожа чистая, слегка загорелая, даже румянец играет на щёчках. Волосы блестящие, гладкие, чуть вьются каштановым завитком. Ангелочек, ага. И карие глазки такие чистые, невинные… А ведь дядьку вокруг пальца не так просто обвести. Раз он этой деточкой был недоволен – значит, было за что. Потому и мне верить ему не следует.

– У тебя братца, случаем, нет старшего? – подозрительно прищурилась я на мальца. – Такого же наглого поганца, как ты? А то порода мне твоя скуластая не нравится.

– Нету! Сирота я, тётенька, – радостно пискнул малец. – А ты теперь мамкой моей будешь, да? Жаль, а то я бы на тебе женился, когда вырасту.

– Так, сюда слушай, – оборвала я болтуна. – Я тебе не мамка, это во-первых.

Малец с готовностью закивал, растопырил ладошку и показательно загнул один палец.

– Во-вторых, нянчиться я с тобой не собираюсь.

– Ага, ага, – загнул он второй. – Ты, тётенька, не переживай, я самостоятельный.

– Что-то борзый ты слишком для сиротки, – хмыкнула я. – Ладно, вещички твои где?

Деточка хлюпнула носом и пустила слезу.

– Так нет у меня ничего, тётенька… Ни обувки, ни одёжки… И жить совсем негде… И кушать нечего… Помру в подворотне от голода и холода, если прежде злые люди в шахты не продадут… Вот разве что добрая тётенька накормит, приютит… – заныл он.

– Паяц, – презрительно ответила я. – У тебя ботинки новые, ещё даже неразношенные. И мордочка аж лоснится. Голодать и мёрзнуть тебе точно не приходилось.

– Так это допрежь, – бойко ввернул пацанёнок. – А теперь жизнь вона какой стороной повернулась. Ну, не лицом, то есть. А «в-третьих» будет? А то после двух обычно три идёт. Ну, это если ты, тётенька, вдруг считать не горазда. Я вот умею! Хочешь, научу?

– А в-третьих, ешь своё жаркое и помалкивай! – взъярилась я.

И немножко испугалась. А ну как снова? Лишу его ещё ненароком способности говорить… Но нет, в пальцах не закололо, в ушах не тренькнуло, а малец пропищал что-то согласное в ответ.

– Сколько в тебя влезает-то! Третью порцию уминаешь!

– Мне тело набирать надо, – авторитетно заявил ребёнок. – У меня сейчас самый рост. Вот вырасту большим и сильным, и дяденька Скоропут меня в полицию возьмёт. Буду злыдней всяких ловить. Но ты, тётенька ведьма, не переживай, я тебя магам не сдам.