Аркаша выдал заготовленный дома «экспромт»:
– Задуй свечу и прислонись ко мне.
Не говори, что истина в вине.
Что ты одна, то не вина,
Но ты не выпита до дна…
И в том же духе ещё строк десять, смысл которых сводился к тому, что Ирочке следует немедленно и навсегда пасть в его объятия. По мере того как он читал, она, никогда стихов не писавшая, но воспитанная на лучших образцах русской и зарубежной поэзии, приходила в бешенство. Осушив ещё один бокал, вышла из комнаты, но вскоре вернулась с карандашом и листом бумаги. Не отрываясь, написала и прочла:
– Не зажигая, не погасишь свечи.
А если прислонюсь, то лишь к стене.
И в этот серый скучный вечер
И не мечтай ты даже обо мне.
Хоть у тебя улыбка Аполлона,
И щедростью себя ты превзошёл,
Прости, мой друг, но я люблю Димона,
Хоть он сегодня снова не пришёл.
С видом непризнанного гения Аркаша резво встал и собрался уходить:
– А Димон, да будет тебе известно, надушенный и наряженный, ушёл со своей мамашей к Ленке свататься. Свадьба у него скоро. Женится он на молоденькой девчонке с квартирой на Крестовском острове и с машиной. Иномаркой, между прочим.
Схватив со стола бутылку с недопитым шампанским, направился в прихожую.
– Аркадий, задержись ещё на минутку, – мягко попросила Ирочка и, взяв листок со своим экспромтом, дописала:
Он спирт пил, водку и «Агдам»,
Душою был любых попоек,
Лихой захватчик разных коек,
Наивных девственниц и искушённых дам.
Расписалась, поставила дату и протянула Аркаше:
– Передай невесте Димона. Это эпитафия. Можно на памятник. Надеюсь, не скоро пригодится.
Прошло десять лет. Димон примерно-показательно жил в браке с молодой женой и сыном. Он даже бросил пить. Почти. Аркаша, продолжая проедать сокровища тайной комнаты, по-прежнему, а пожалуй даже ещё убедительнее, исполнял роль поэта. Исключительно с этой целью он зашёл в Дом книги, что на Невском проспекте, и, просматривая с умным видом новинки, наткнулся на солидное издание. Имя автора показалось ему знакомым. На обратной стороне обложки узнал лицо Ирочки. Трижды переизданный солидными тиражами и переведённый на несколько языков роман «Оранжевая папка». Он повертел книгу в руках, прочёл несколько страниц, наткнулся на главу «Соседи», узнал в ней себя и Димона и вернул книгу на полку. Не сразу, а так, между прочим, при встрече сообщил бывшему соседу о неожиданной находке. Димон блаженно улыбнулся:
– Если б ты только знал, какая она
сладкая.
Но к книге никакого интереса не проявил.
Такая Ирочка им была совсем не
интересна.
Покаяние
Необходимости так рано вставать не было никакой. Монастырские ждали Лизу не раньше двух часов дня. Она наконец напросилась на встречу.
Когда возникавшее в последние годы настойчивое желание отыскать своих институтских оказалось легко осуществимым благодаря незаконной торговле в электричках дисками с адресной базой, Лиза вспомнила только одну фамилию. Решение проблемы заняло не более пяти минут. По первому из выбранных номеров ей ответил знакомый мужской голос. На вопрос, может ли она поговорить с Монастырским Александром, голос отреагировал мгновенно: «Лизка, Елизарова, привет, а мы тебя потеряли». Наташа, казалось, была тоже искренне рада. Тем не менее времени для встречи они не находили несколько лет.
Во снах, которые радовали больше и чаще, чем реальность, Лиза отыскивала спутников своей юности в лабиринтах то тесных, то просторных комнат и, освобождённая спящим мозгом от памяти прожитых лет, ощущала себя юной, полной радостных ожиданий первокурсницей. Она снова ловила на себе заинтересованные взгляды парней, и Саши Монастырского в том числе. И приветливо отвечала на них.