Рождественские письма – мой главный кошмар. Мама каждый год пишет по такому письму, это что-то вроде краткого рассказа о том, как все было шикарно в нашей семье в уходящем году. Команда Брента в Лиге малышей выиграла турнир! Натали попала на доску почета! (Кстати, в том году я в первый раз выиграла в школе художественный конкурс. Можно было на этом остановиться и все равно быть упомянутой в мамином письме.) Однажды мама заставила Брента сфотографировать ее с кустом томата, чтобы продемонстрировать, какой у нас прекрасный сад, хотя весь «сад» и заключался, по сути, в одном этом томате. И через неделю его сожрали какие-то жучки. Мама за несколько месяцев начала обдумывать, что напишет в долбаном рождественском письме.
В этом году она уже все написала. Вся гордость в письме этого года распределяется между бейсбольной стипендией Брента и моей победой в конкурсе «Королева школы». Мама даже местечко для фото оставила, на нем буду я в сверкающей короне. А если я не выиграю, какое фото она туда наклеит? Фото моей искореженной машины? В этом году она особенно активно борется за наш идеальный внешний вид, который не стыдно предъявить на фото. Поскольку я подпортила эту идеальную картинку, мне кажется, что я непременно должна теперь все исправить.
Скорее всего, моими главными соперницами в конкурсе будут две мои лучшие подружки, но мы втроем утверждаем открыто, что нам совершенно наплевать на этот статус. К сожалению, я подозреваю, что все мы врем. Я не дам Элле испортить мои шансы на победу. Я бросаю ключи в сумочку.
– Ты куда? – орет Бринн, перекрикивая улюлюкающую толпу.
– В туалет! – ору я, не представляя, что еще сказать.
– Ты что, шутишь?! До конца тайм-аута всего десять секунд! – Бринн вытаращила глаза так, будто я только что объявила, что перехожу в школу к соперникам.
Сесили по-прежнему машет гигантским ключом и вопит: «Вперед, пантеры!»
– Мне правда надо идти!
Я проталкиваюсь сквозь толпу старшеклассников и направляюсь к проходу. Надеюсь, повод у этого всего достойный.
– Что случилось? – спрашиваю я, когда добираюсь до Эллы, мучаясь одышкой.
– Мы с тобой не разговаривали с тех пор, как ты написала мне в «Снэпчате» и сказала, что забрала себе Петунию. Как она?
Я несколько раз моргаю. Перевожу взгляд на поле, потом снова на Эллу. Я чего-то явно не понимаю.
– Ты правда позвала меня сюда за двенадцать секунд до окончания игры, чтобы спросить, как поживает твоя собачка?
– Это собачка моей бабушки, а не моя. А еще ты взяла ее к себе домой, значит, чисто технически, она твоя собачка.
– Я… Не могу… Ты серьезно? Ты не могла подождать окончания игры?
– Хлои всегда спешит сразу уйти со стадиона. После игры у меня не было бы ни единого шанса, а еще я пятнадцать минут пыталась привлечь твое внимание.
– Понимаю, но… – Глубокий вдох. Управляй своим терпением, Натали. – Это же финальная игра.
– А, точно. – Элла так говорит, как будто это только что пришло ей в голову. – Если верить статистике, мы сегодня выиграем. – Она поднимает вверх свой блокнот. – А угадываю я в семидесяти четырех процентах случаев. Так что сегодня победа, скорее всего, будет за нами. И вообще, у тебя же теперь собака. Кому сдался этот футбол?
– Мне сдался! – выкрикиваю я немного истерично. – Честно. И всем этим людям! – Я показываю рукой на болельщиков. – Кажется, тут только тебе все равно!
– Ладно.
Игроки в полной готовности присели на корточки на линии розыгрыша.
– Смотри свою игру. А про Петунию поговорим через минуту.
Элла открывает учебник и начинает читать про Американскую революцию.
Когда дают сигнал к началу игры, все вокруг начинают кричать. Я тоже выкрикиваю: «Вперед, пантеры!», но как-то нелепо громко поддерживать команду, когда человек рядом читает учебник. Ладно, посижу тихонько. Я скрещиваю пальцы на обеих руках, изо всех сил желая нашим парням победы.