Моя сопровождающая грозно посмотрела на старушку, но та казалась непробиваемой. Попыхтев, словно паровоз, женщина в красном пошла вперед, увлекая меня за собой.

– Марьям Ашотовна, а вы какую должность занимаете? – спросил я.

– Завуча, – отвечала мне оскорблённая женщина.

Явно характерная дочь Кавказа была недовольна замечанием вахтёрши. С неё слетело игривое настроение, и далее мы молча шли к кабинету директора. Я осматривался, но много тут не увидишь – широкий коридор, лестница наверх, и вот здесь – поворот в сторону административных кабинетов. Лучше особенно и не принюхиваться – со стороны столовой то ли пахло, то ли воняло кислыми щами.

А вот приёмная встретила нас ванильным ароматом свежей выпечки. Две женщины увлечённо беседовали, распивая чаи и закусывая пирожками.

– … конечно, я попросила мне тоже отложить, – засмеялась одна.

Мы с завучем удостоились только мимолётного взгляда, две сотрудницы учебного заведения продолжили милую беседу, как будто именно в этом и заключались их профессиональные обязанности.

– У себя? – спросила Марьям Ашотовна.

Ей даже не ответили. Полноватая женщина с пышной причёской и яркими красными бусами с набитым ртом лишь махнула рукой в сторону кабинета директора.

Завуч трижды постучала, но, не дожидаясь ответа, сама по-хозяйски распахнула массивную коричневую дверь, первой переступая через порог.

– Семён Михайлович, я вот вам работника привела, – сказала завуч и спешно покинула кабинет, оставляя меня один на один с седовласым мужчиной.

Директор был пожилым, если не сказать, что старым. Самым ярким, что бросалось в глаза, были его "будённовские" усы. И планки наград, к которым даже хотелось присмотреться. Явный фронтовик, причём воевавший уже не мальчиком, но мужем. Может быть, даже офицер. Рядом с обшарпанным столом, накрытым прозрачным стеклом, стояла побитая трость, которая нужна была ему явно не для форсу.

– Кто таков? – нехотя, с раздражением в голосе, как будто я прервал его телефонный разговор с товарищем Брежневым, спрашивал директор.

– Чубайсов Анатолий Аркадьевич, выпускник инженерно-экономического института. Вот, буду по распределению работать у вас, – сказал я, стараясь быть максимально приветливым.

– Двоечник, что ли? – спросил Семён Михайлович.

– Нет, красный диплом, – спокойно отвечал я.

Вот тут впервые и проявился интерес директора к моей персоне. Он снял очки, протёр их полотенцем, лежащим рядом на тумбочке, и только потом, вновь вооружив зрение оптикой, пристально посмотрел на меня.

– И на кой ляд ты мне здесь сдался? – спросил директор.

– По распределению обкома партии и управления направлен на усиление профессионально-технического образования, – отрапортовал я.

– Ты же из этих… блатников? – с явным раздражением спрашивал директор.

– Я убеждённый комсомолец. Оставляли в институте штаны протирать –я решил, что это не для меня, – сказал я.

– А тут, стало быть, штаны протирать не будешь… А может, у тебя какие иные планы? Пришел посмотреть?.. – с прищуром спрашивал фронтовик, как будто увидел во мне вражеского шпиона.

– Нет, – с усмешкой отвечал я.

– Ну, познакомились – и будет, ступай! Раньше конца июня не жду, – сказал Семён Михайлович и бросил мимолетный взгляд в сторону. – У меня ещё много дел.

Понял я, какие именно дела он имеет в виду. Чуть в стороне, за откидным календарём, стояла маленькая шахматная доска с расставленными фигурами. Я сильно отвлекал директора от разбора шахматной партии. Но это наблюдение – мне в копилку. Так-то в прошлой жизни я неплохо играл в шахматы. Да и профессия у меня была такая, что нужно постоянно поддерживать в работоспособном состоянии свою голову. А лучше книг и шахмат ничто не развивает мышление.