– Мама, мамочка! – Мара протянула к ней руки, снова пытаясь стать ближе в эту трудную минуту, но Катерина покачала головой, сделала отрицательный жест. Она снова бросила на дочь взгляд, в котором явственно читалось, что она бы с удовольствием увидела на месте Миши ее, Мару.

– Оставь меня, уйди с глаз, – глухо сказала Катерина. Это был чужой голос, жестокие слова. Мара заплакала еще горше, потому что таким несправедливым казалось ей то, что происходило. Отвернувшись к стене, Мара плакала, и утешала ее соседка тетя Глаша, которая подошла и прижала девочку к себе. И тут Катерина указала на дочь пальцем и властно сказала: – Отойди от этой рыжеволосой ведьмы, Глафира. Все, к кому она прикасается, умирают, один за другим. Я следующая…

– Побойся Бога, Катя! Что ты такое говоришь?! – соседка перекрестилась.

– Знаю, что говорю… И тебе, Глафира Петровна, достанется от нее, вспомнишь мои слова.

Врач и медсестра недоуменно переглянулись.

– Это горе, горе говорит за нее, – отвечая на их безмолвный вопрос, тихо сказала тетя Глаша.

Катерина тоже услышала эти слова и усмехнулась. Она попыталась сделать шаг, хотела снова подойти к кровати, но ноги не слушались ее. Мара подбежала, подхватила ее под руку, сдерживая подступающие слезы. Соседка поднесла Катерине стакан с водой, медсестра пыталась усадить ее на стул. Катерина молча села. Врач развел руками, добавив, что более точно причину смерти мальчика может установить только вскрытие.

– Что? – Катерина неожиданно вскочила и подбежала к кровати, где лежал Миша. Откуда и силы взялись. В ее обезумевших от горя глазах горел недобрый огонь. – Не дам! Незачем копаться во внутренностях моего сына. Этим его уже никто не воскресит. Уходите все! Оставьте меня с ним…

Медики ушли первыми, за ними – соседка. Мара осталась стоять, думая, что сказанное Катериной ее не касается.

– А ты что стоишь? Особое приглашение нужно? – зыркнула на нее мать. Поправляя волосы Мише, она закусила дрожащие губы. – Уходи.

– Куда?

– Куда хочешь, только чтоб я тебя не видела.

– Мамочка, за что? Я ведь не виновата, я ни в чем не виновата! – Мара закрыла ладонями лицо.

– Уйди от греха, Мара! – Катерина накрыла сына одеялом, подоткнула со всех сторон, словно боясь, как бы ему не было холодно в их сыром, плохо отапливаемом доме. Легла рядом, обняла. – Уйди и на похороны не приходи, запрещаю. Похороню Мишу – уеду в город. Когда приеду – не знаю, вот уеду, тогда и возвращайся в дом. А сейчас не смей стоять здесь и слезы лить! Пошла вон!

Мара выскочила из дома в чем была. Приютила ее, конечно, тетя Глаша. Она ни о чем не спрашивала, переодела Мару, напоила горячим чаем и уложила в постель. Проснувшись утром, Мара долго не могла поверить, что все происшедшее правда.

– Ты зла на мать не держи, – тетя Глаша села на край кровати и гладила Мару по руке. – Она не в себе от горя. Такое пережить…

По мере того как отступал сон, девочке становилось страшно: как теперь жить? Неужели никогда больше не будет ничего светлого. Откуда? И надежды не осталось. К тому же после похорон Миши в дом Ленских пришла еще одна беда – Катерина начала пить. Она, как обещала, уехала на несколько дней из поселка, и где была никто не знал. Мара с тревогой ждала ее дома, а однажды пришел какой-то подвыпивший мужичок и сказал, где искать мать. Мара нашла ее на могиле брата, в полном беспамятстве, а рядом лежала пустая бутылка из-под какого-то пойла. Где она его доставала, для Мары оставалось загадкой. За какие деньги получала, если и на кусок хлеба часто не было и копейки? Так происходило изо дня в день. Когда мать приходила в себя, Мара пыталась с ней говорить, убеждать, что так нельзя. Что так у них только прибавится проблем, но в ответ получала в лучшем случае молчание, а чаще: