«Это оно?» – подумала девочка. В два шага приблизилась к двери. Надавила на ручку. Комнату заливал тусклый свет. Он пульсировал тонкими волнами по стенам и потолку как море на ожившем детском рисунке. В центре висела… нет, назвать это лампочкой не поворачивался язык. Скорее уж это было насекомое. Странное электрическое насекомое. Уродливая колба, заостренная книзу. Множество прихотливо закрученных мерцающих спиралей внутри и снаружи колбы. Какие-то черные антенны или суставчатые паучьи лапы, на которые тоже были нанизаны спирали. Лапы медленно двигались одна навстречу другой. Невозможное устройство низко гудело.

Не смея войти в комнату, девочка стояла и смотрела на «лампочку» как завороженная. Опомнилась, только когда в спину пахнуло холодом. Вздрогнула, повернула голову. Сзади что-то приближалось. И было это что-то очень холодным и очень темным. В два раза темнее сумрака двора.

– Бабушка! – закричала Темакуити, чувствуя, что просыпается. – Это оно! Оно близко!

– Успокойся, внучка, все хорошо! – Открыв глаза, девочка увидела, что бабушка рядом и держит ее за руку. – Вставай-ка, я кое-что тебе покажу.

Читцин подвела ее к овальному резному столику возле телевизора. На нем стоял старый патефон – обтянутый зеленой клеенкой ящик с никелированной ручкой на боку. Сухой ладонью с длинными узловатыми пальцами бабушка легонько погладила крышку патефона. Приподняла ее:

– Вот это и есть наше оружие Куити: – произнесла она с улыбкой.

– Твой старый музыкальный ящик? – удивилась девочка и вдруг вспомнила: бабушка всегда слушала на патефоне одну и ту же песню, причем делала это, закрывшись в комнате на крючок.

– Он и еще кое-что.

«Что», – хотела спросить Темакуити, но вздрогнула, услышав тот самый тихий гудящий звук из сна. За окном стало медленно темнеть и запахло странными духами-лекарством. Девочка моргнула пару раз, но это не помогло:

– Бабушка!

– Не волнуйся, – спокойно ответила Читцин. Вытащила из ящика под столешницей большой квадратный конверт серой бумаги с круглым вырезом посередине. В вырезе виднелась зеленая этикетка с золотой собакой, которая сидела перед раструбом граммофона. «Дружба» (танго, муз. Т. Тлапицаля) – прочла Темакуити под эмблемой.

Бабушка бережно достала пластинку из конверта. Поставила черный диск на патефон и взялась за ручку, которая тихонько защелкала при каждом повороте. Тронула какой-то рычажок, – пластинка завертелась, – и опустила на нее круглую мембрану с иглой. Сквозь треск и шипение ударили первые резкие аккорды. Трудно было понять, какие звучат инструменты, но именно это и наполняло песню такой таинственной силой, делая ее похожей на шаманское заклинание. И вот вступил голос. Гулкий, будто женщина с пластинки пела в большую кастрюлю, но очень нежный, переливчатый как звон колокольчиков. Темакуити пришлось сильно постараться, чтобы разобрать слова:

– И все? – спросила девочка, когда последние ноты песни утонули в сплошном шипении. Хотя и сама уже поняла, что все кончилось. Солнце за окном светило ярко, как раньше, а из воздуха исчез тот приторный запах. – Он ушел?

– Да, но он вернется. И не раз. Привыкай.

– Бабуля, а почему… он так боится твоей пластинки?