Океан поглотил много некогда величественных кораблей. Мне почему-то всегда была интересна эта тема, и в обувной коробке под кроватью собрана целая коллекция газетных вырезок. «Мэри Лили», «Эдинбург», «Титаник»… Их громкие имена навсегда погребены в тишине, а оставшись одна, я частенько перекатываю их на языке.

Герои маминой истории не вглядывались в туманную морскую даль, не пили шампанское на палубе в высоких перчатках с шестнадцатью пуговицами. Они жили здесь, в Детройте, там же, где и мы. И, вероятно, никогда в своей жизни даже не видели моря.

Она не видела.

– Жили-были юноша и девушка, – говорит она, следуя сказочной традиции повествования. – И они очень любили друг друга. Их любовь началась рано, когда они еще были совсем юны, но в то время подобные вещи были в порядке вещей. Все ждали, что после школы они поженятся, и это казалось правильным, само собой разумеющимся. Но…

Всегда есть какое-нибудь «но», – думаю я.

– Но шла война, – со вздохом произносит мама, – а этот юноша был очень хорошим человеком и не мог оставаться в стороне. Он захотел сделать что-то для своей страны, для многих других хороших людей. Он ушел на фронт, но обещал вернуться. Она ждала его. Долго и верно ждала. Он выполнил свое обещание и вернулся…

Я ворочаюсь на ее коленях, чтобы взглянуть наверх, на нее. Волосы сильно мешают обзору, и сквозь красную пелену я вижу мамино лицо. Ее голос дрогнул, но она по-прежнему спокойна. Взгляд задумчивый и отстраненный, будто она и правда говорит о каких-то чужих людях, а не о себе и том мужчине, которого любила. С этого ракурса я могу во всех подробностях разглядеть ее правильные черты, аккуратный нос и пухлые губы. Она и сейчас выглядит, как вчерашняя школьница, хотя старше матерей некоторых моих одноклассников и одноклассниц.

– Вернулся с молодой женой, – говорит она. – Эта жена была красивой, яркой и достойной. Потому девушка уступила, приняв его выбор. Она ушла, чтобы больше никогда не напоминать о себе и о прошлом. Но однажды он сам нашел ее. Ему было стыдно, что все так вышло, и он предложил ей помощь, чтобы хоть немного наладить ее жизнь. Она стала работать на него. Они поддерживали дружеское общение, но не настолько близкое. Он не стал бы знакомить ее со своей семьей – женой и ребенком. Но он был несчастен с той – другой женщиной. За красивым фасадом их жизни скрывалось что-то… Что-то неведомое той девушке. Он искал утешения на стороне, пока обо всем этом не прознала его жена. Она потребовала у мужа прекратить общение с первой любовью. Он послушался. Конечно, он послушался… я… она и сама понимала, что это неправильно. Она не хотела поступать, как плохой человек. Но ее возлюбленный оставил ей прощальный подарок. Ее дочь…

Мама вытирает одну-единственную слезинку, выступившую в уголке глаза, и трясет головой, смахивая тяжелые воспоминания. Я выбираюсь из ее рук и сажусь.

Ее история была сбивчивой, немного запутанной, но в целом я все поняла.

Единственное, что остается для меня большой загадкой, – почему она вдруг заговорила об этом, что заставило ее пережить свою личную драму снова. Вопрос в моем взгляде, должно быть, читается вполне отчетливо.

– Он еще кое-что сказал ей, прежде чем она ушла, – говорит мама. – Он поклялся, что если ей понадобится помощь, она всегда может прийти к нему. Она… уже не сильно верит в его клятвы, но…

– Но ей нужна помощь? – вырывается у меня.

Мы неотрывно смотрим друг на друга несколько мгновений, прежде чем мама резко вскакивает с места, чтобы дойти до комода и выдвинуть нижний ящик. Там, под аккуратно сложенными стопками с одеждой, находится письмо в простом белом конверте.