– Нельзя оставлять вино в стакане, тем более, когда мы пьем за нашу победу. Фима, вы знаете, как выращивают виноград в нашей деревне? Это почти как симфония, сейчас я вам все расскажу…

Через пять минут у практически непьющего скрипача в голове металлом звучал Хачатурян, а предметы двигались по кругу все быстрее.

– Так что ты хотел спросить?

– Я слышал у вас гастроли.

– Да, меня пригласили в Австралию. Оперный театр Сиднея, – Тохадзе приосанился. – А кроме выступления меня попросили дать несколько мастер-классов…

– Ну еще бы, такой выдающийся музыкант!

– Что есть, то есть, – в голосе звучало сдержанное достоинство.

– Ах, Гурам Вахтангович, если бы вы знали как мне тяжело осознавать, что нашелся негодяй, способный обмануть такого человека!

Светлое чело великого тенора омрачила тень.

– Ты о Кукумбаеве?

– О нем.

Темпераментный грузин опечалился еще сильнее:

– Вот, зачем напомнил? Все настроение испортил. Давай в другой раз. Я ведь мамой поклялся, что разыщу этого мерзавца и сниму с него шкуру. И сделаю это, клянусь Богом!

Поняв, что задел правильный нерв, Фима придвинулся чуть ближе.

– Шкуру это хорошо. Но кроме шкуры, не плохо бы и еще кое-что.

– Пф! Да, что с этого барана еще можно снять?

– Деньги, разумеется.

Тохадзе рассмеялся знаменитым горьким смехом обманутого паяца Канио, даром, что эта партия удавалась ему особенно хорошо.

– Черта лысого ты с него получишь! Скорее, последние штаны промотаешь. Это ж Полинезия, туда добраться дороже, чем до Австралии. Плюс адвокаты… А! – полный трагического пафоса тенор широко взмахнул, но вместо ожидаемого «Recitar!…» лишь обреченно добавил: – Давай лучше еще выпьем.

Бронштейн поспешно прикрыл ладонью стакан:

– Спасибо, моя печень и так уже поет и пляшет. Гурам Вахтангович, а я ведь как раз к вам по этому поводу. Мы с Симой решили, что обязательно будем подавать иск против Кукумбаева.

– Да, я слышал. Успехов вам!

– Нет, нет, вы меня не поняли… Я хотел бы подать… отдельный иск. Первым.

– Ого! – Тохадзе откинулся на спинку стула и слегка прищурился. – Сильно. Уважаю. Но как же остальные?

Бронштейн придвинулся еще ближе и заговорил чуть быстрее:

– Вам это сложно понять, вы человек известный, богатый, а наша семья все еще на пути к светлому будущему…

Хозяин дома, казалось, обиделся:

– Зачем так говоришь, дорогой? Зачем плачешь? Я, чтобы свою копейку заработать, целый день репетирую. Острое кушать не могу, вино пить не могу, даже женщину!.. – Тохадзе постучал сложенными пальцами по груди, – женщину иногда позволить себе не могу! А ты?.. Вот рукой сделал, – он изобразил в воздухе движение смычком – и денежку в карман положил. Болеешь, кашляешь, сексом всю ночь занимался – все равно миллион в кармане имеешь.

Услышав про секс всю ночь и миллион в кармане, Бронштейн даже позабыл про веру предков:

– Боже святый, что вы такое говорите?! – он в ужасе перекрестился. – Какой секс, какой миллион?! Да если бы я такие деньги зарабатывал, то не комаров в Подмосковье кормил, а мацу кушал на Средиземном море.

– Мертвом, – поправил грузин.

– Можно и на Мертвом, но на Средиземном она реально вкуснее, – от вина и возмущения гость стал дышать в два раза чаще. – Я прямо вне себя от ваших фантазий.

– Ну, извини, дорогой, если обидел, – спор по поводу светлого будущего не входил в планы тенора. – И удачи тебе. Только боюсь, что всю выручку тамошние адвокаты себе заберут.

Услышав это, Бронштейн хитро заулыбался. Впервые за весь вечер:

– Гурам Вахтангович, а я ведь не просто бедный скрипач, я по второму образованию юрист. И уже просмотрел законодательство той страны.