– Ты сегодня чтобы дописал заявление! Я смотрю, у тебя времени много! – злостно отозвалась на мой выпад Тамара.

– Я много раз говорил тебе, чтобы ты бросила все и уволилась, но ты этого не делаешь – невозмутимо отвечал я.

– К вечеру я жду заявление – не унималась Тамара, – и где все-таки мой хренов карандаш!?

Я подумал, что карандаш мог расплавиться или превратиться в опилки от стыда, который он испытывает, при работе с нами. Я даже хотел озвучить эту свою мысль, но постеснялся.

Стеснение лишило мир многих моих высказываний и многих моих поступков. Жаль, что теперь уже поздно, иначе, я бы не стал теперь себя ограничивать.

Ночь опустилась на мой город, окутав его прохладой и туманом, расползлась по крышам домов, по голым деревьям и затаилась в серых подворотнях. Мне, кажется, что так все и началось.

«чтоб идти вслед за ними нужны золотые ноги»

И. Кормильцев

Рубашка выползла из брюк и торчала из-под кожанки, носы туфлей были в пятнах, мелкие капельки грязи засохли на штанине, в наушниках не унимались Radiohead. Я шел домой, вернее, в сторону дома и уже точно знал, что ждет меня дома. Какой-то непонятный стыд и страх жёг меня изнутри. Мне хотелось исчезнуть, испариться, провалиться в дыру, соединяющую реальность с ирреальностью. Я был убежден, что такой коридор существует. Серо-зеленое небо раскинулось над моим городом, словно глубоко вдохнувший толстяк, не способный распрямиться, чтобы выдохнуть. Я шел и думал, что тот, кто придумал природу, очень похож на меня: такой же взъерошенный, бледный и толстый.

Мне на встречу брели усталые люди. У нас всех закончился рабочий день, и он был труден у всех одновременно – это роднило, но не сближало. Даже у тех, кто бездельничает на работе, даже у тех, кто получает зарплату чиновника – работа тяжела, как каторга. Я ненавидел любые формы дискриминации труда.

Почему-то мне было жаль всех, кого я встречал. Одна женщина разговаривала по телефону и громко кричала:

– В мусорном ведре поищи! Поищи в мусорном ведре, это очень важно!

«Вещи становятся важными только после попадания в мусорное ведро. С людьми ситуация противоположная» – пронеслось у меня.

Я брел по тротуару и смотрел на дорогу, которая тянулась слева вдоль тротуара. Машины как рыбы в аквариуме медленно двигались в одном направлении со мной. В одной из них – очень дорогой сидела брюнетка и болтала по телефону. Я так засмотрелся на нее, что даже остановился. Она заметила меня и изо всех сил постаралась не смотреть в мою сторону, но все же сорвалась: быстро глянула, поправила волосы и, казалось, совсем забыла про телефон, но потом опомнилась, немного проехала, но вязкая пробка остановила ее снова.

Я набрался сил, выдохнул, подошел и постучал в окно ее автомобиля. Брюнетка вздрогнула так, будто кто-то дернул ее за ногу и резко обернулась. Я носовым платком тер боковое стекло ее автомобиля.

– Ты что делаешь? – крикнула она и опустила стекло.

– Дайте мне денег за то, что я помыл вам стекло – быстро ответил я.

– Что? Ты что больной? Пошел нахер отсюда! – сказала она, но стекло не подняла, после чего немного прокатилась вперед, поддаваясь ритму движущихся в ряду автомобилей. Я догнал ее и крикнул во все еще открытое окно:

– Ладно, не нужно денег, просто довезите меня немного.

– Иди пешком, я не такси.

– У меня нога болит.

– Пошел нахер, я сказала!

– Если вы меня не впустите, я уйду! – сказал я, грозно.

Несколько секунд она соображала, в этот момент ее ряд продвинулся вперед на пару метров и она, найдя в этом спасение, двинулась дальше.

«Что я делаю?» – подумал я. Все водители смотрели на меня, как на идиота. Мне стало жутко стыдно. У меня и раньше бывало такое, это были разработанные мною лично тренинги. Я рос стеснительным и робким мальчиком и иногда, чтобы дотягивать до мощностей мира я устраивал себе такие встряски. Главное было действовать решительно, но медленно. Плавно двигаться, тихо и спокойно говорить. Быстро снять штаны и натянуть их заново посреди площади легко, а вот станцевать стриптиз в темной комнате для одной девушки сложно. Все потому, что успеваешь рефлексировать. Сознаешь себя.