– Салям алейкум!

– Ва алейкум ассалям!

Из середины полукольца выехал один из всадников. Он был молод, но по его надменному лицу и властной манере держаться сразу стало понятно: начальник.

– Я Селим, сотник эмира Эль-Кудса. Вы кто?

– Паломники. Путешествуем с соизволения Несравненного. Едем из Иерусалима, – смиренно ответил Роджер по-арабски и протянул сарацину бережно извлеченный из сумки фирман. Тот взял, прочел и внимательно рассмотрел печать. Приложил ее ко лбу.

– За что Несравненный оказал такую милость многобожнику? – спросил Селим, не выпуская пергамент из рук.

– Я сдал ему крепость без единого выстрела. Из воинов Саладина никого даже не ранили.

– Ты поступил мудро, – усмехнулся сарацин. – Никто в Сахеле не устоит перед мощью султана! Те, кто пытаются сопротивляться, только приближают свою смерть.

Селим повернулся к отряду и отдал короткое повеление. Воины заулыбались и подняли копья. Некоторые тут же стали привязывать их кожаными ремешками к седлу – дабы не держать в руках.

– Зачем вы оделись по-нашему? – спросил начальник отряда, все еще удерживая в руке фирман.

– Идет война, а здесь не любят франков, – ответил Роджер.

– Это правда, – кивнул Селим. – Но во время войны паломники сидят дома.

– Я возвращаюсь на родину, в землю франков. Баронства у меня больше нет, ничто не удерживает меня. На прощание решил поклониться святым местам. Разумеется, если б не фирман султана… Он хранит меня лучше самой крепкой брони.

– Еще бы!.. – вновь ухмыльнулся сарацин.

Он хотел еще что-то сказать, но его прервал женский крик.

– Спасите!.. Христиане!..

Маленькая фигурка в драной рубашке выбежала из строя всадников и упала на колени перед конем Роджера, протягивая кверху связанные руки. Рыцарь нагнулся. Это была девушка, скорее даже девчушка лет пятнадцати. Спутанные черные волосы, на смуглых грязных щеках слезы проторили дорожки. Видимо, она сидела на лошади за кем-то из всадников Селима, поэтому путешественники ее не увидели сразу.

– Спаси меня, господин! – вновь выкрикнула девчушка на лингва-франка.

– Кто это? – удивился Роджер.

– Мы заехали в одно селение, неподалеку отсюда, – ощерил зубы предводитель сарацин. – Отдохнуть, поесть. Христианское селение. Мои мамлюки давно не были дома, они соскучились по женской ласке. У твоих воинов разве так не бывало, франк?

– Бывало, – хмуро ответил Роджер.

– Воин должен быть сыт во всем, иначе он плохо сражается. Но когда мы пошли по домам, эти многобожники решили, что могут встать против воинов Аллаха. Со мной шестеро, видишь? А было девять… За каждого убитого мамлюка они заплатили вдесятеро…

– Они зарубили моих родителей и двух братьев! – снова вскричала пленница. – Спаси, господин!

Роджер увидел, что Ги выбрался из повозки и подошел ближе. Его и пленницу разделял только шаг. Оруженосец смотрел на пленницу, не отрываясь.

– Продай ее мне! – повернулся рыцарь к Селиму. – Ты ведь все равно сделаешь это в Иерусалиме. Я дам десять безантов – вдвое больше, чем ты выручишь на невольничьем рынке.

– Ты меня не понял, франк! – нахмурился Селим. Неизвестно, почему, но он перешел на лингва-франка, – может, чтобы паломнику стало понятнее. – Убили троих моих мамлюков. И одного из них – эта язычница. Кухонным ножом… Амад всего лишь хотел ее приласкать… Мы похоронили своих воинов возле селения многобожников – шариат велит сделать это до захода солнца, и поспешили домой. Мои воины хотели убить ее еще там, но я запретил…

– Ты милосерден, господин, – поклонился Рождер.

– Аллах велел нам быть милосердными, – подтвердил Селим, – поэтому я подарил христианской сучке несколько часов жизни. Солнце клонится к закату – мы не успеем в Иерусалим до ночи. Впереди есть роща сикомор с родником – заночуем там. Сначала велим ей вымыться, чтоб не воняла, как все франки. Затем все мои воины получат от нее то, что не досталось бедному Амаду – пусть утешат его гурии в раю! Когда все насытятся, я велю прибить ее к дереву, как ромеи когда-то прибили вашего пророка Иссу. И мы посмотрим, воскреснет ли она на третий день…