– Года три назад два десятка казаков бежали из проходившего неподалеку татарского полона. По следу беглецов татары как раз и пришли к хутору. Но хуторяне встретили этих ордынцев, как велит казачий обычай. С ружьями да пистолями против татар долго не повоюешь: пока ты свой мушкет перезарядишь, татарин успеет выпустить по тебе пять-шесть стрел. Но дело в том, что скитники всегда были хорошо вооружены и сами представали неплохими лучниками и метателями копий. Жизнь заставляла: нужно было охотиться да от недругов отбиваться.

– Мне тоже не раз казалось, что мы слишком рано отреклись от луков, – согласился полковник. – Даже сейчас надо бы вооружать ими жителей всех пограничных селений, тогда татары несли бы значительные потери при набеге на любое из них. И не разгуливали бы по всей Украине, сгоняя пленников на степной Черный тракт как беззащитный скот.

– Вот и скитники наши, вооружив беглых ружьями, сами взялись за луки и пистолеты, и трое суток отбивались от двух сотен татар, пока не подоспела подмога из Сечи, за которой они по подземному ходу послали гонца. Подоспела, правда, поздновато, из сорока защитников хутора к тому времени в живых оставалось пятеро. Сам Ананий был тяжело ранен, и двое сыновей унесли его вглубь подземелья. Вместе с ними отошли и двое уцелевших беглецов. Заметив отряд приближающихся запорожцев, татары, тоже потерявшие немало своих, бежали, но к тому времени хутор уже был основательно разграблен и порушен.

Хмельницкий удивленно осмотрелся.

– Правильно, – перехватил его взгляд Ордань, – не похоже, чтобы здесь господствовали татары. Да и зачем хранить память о них? Похоронив отца, сыновья восстановили землянки и только тогда ушли на Сечь, но пообещали вернуться сюда вместе с несколькими охочими, поскольку вдвоем тут долго не продержаться. Думаю, они должны прибыть сюда со дня на день. А пока что здесь коротают дни такие же странники, как и мы с вами.

– И все же не годится, чтобы такая благодатная местность без хозяйского присмотра оставалась.

Решив передохнуть в форте пару дней, полковник сразу же послал десятку спешенных, вооруженных пистолетами и копьями казаков в засаду, к крайнему со стороны Кодака оврагу. Еще одну десятку воинов оставил в верховой засаде, чуть в сторонке, при въезде в лабиринт, приказав стянуть морды коней кожаными намордниками. Но прежде чем последовали эти приказы, он велел всем взять припасенные в зимнике лопаты и подсыпать, подправить обводной вал.

Остальные казаки, по велению полковника, принялись собирать хворост и топить печи во всех трех землянках.

– Но ведь польский разъезд может обнаружить нас по дымам, – занервничал Ордань, который все еще считал себя проводником на Сечь, а значит, ответственным за судьбу сечевого пополнения. – Лучше подождать до ночи, когда дым не виден.

– Для того и дымим, чтобы поляки легко могли обнаружить наше пристанище.

– Зачем это? – непонимающе, и даже с легким подозрением, уставился на него Ордань.

– А ты что, решил, что мы прибыли сюда прятаться? Польский разъезд нужно истребить здесь, не теряя своих людей, чтобы дальше мы могли продвигаться спокойно. Кони и снаряжение, особенно доспехи поляков нам тоже не помешают. Мы же не на рыбалку сюда прибыли, а чтобы вытеснить поляков из земли Войска Запорожского.

– То есть мы уже воюем? – оживился Ордань.

– Уже, как видишь, – повел подбородком в сторону закрытых ворот полковник. – Готовимся к встрече с гостями.

С наступлением темноты Хмельницкий разъезды снял, оставив только небольшой заслон из четверых казаков, притаившихся на древнем кургане метрах в пятидесяти от озера. Остальным же велел отдыхать.