– Но как они их платят, если у них нет денег?

– Единственным, что у них есть. Они отдают своих детей.

– Отдают своих детей? – повторил Бо. – Но как они могут это делать?

– Ты задаёшь неверный вопрос, – ответила Кресси. – Наверное, ты имел в виду, как они могут этого не делать, раз это единственный способ оплаты.

– Тогда им надо просто их спрятать!

– Где? В лесу, в пещере или, может быть, на дереве? В Нижних землях, да и в других местах тоже негде спрятаться. Некоторые пытались это сделать, а потом их дома сжигали, мужчин бросали в тюрьму, а женщин отправляли работать на торфяные болота. Или куда похуже.

– Я тебе не верю, – сказал Бо, отмахиваясь от слов Кресси. – Так могли поступать только в «Бадеме». Кто может заставить людей отдать своих детей?

Кресси покачала головой, и её лицо скривилось от отвращения.

– Ты.

– Я?

– Глаза наследника широко распахнулись, а его пухлые щёки покраснели. – Я бы никогда не стал никого заставлять отдавать собственных детей! То, что я родился собой, не означает, что от меня зависит всё на свете. Мой отец никогда меня не слушает!

– По крайней мере, твой язык останется на месте, если ты посмеешь к нему обратиться, – возразила Кресси.

– Едва ли. Ты не понимаешь. Всё очень сложно.

– Сложно? – повторила Кресси. – Так ты это называешь?

Она не могла поверить, что наследник, мальчик, который, по слухам, совершенно не отличался от своего отца, мог быть таким простаком. Кресси едва сдерживалась, чтобы не придушить его. Но она и так уже сказала слишком много и вполне могла лишиться головы. Если бы Нейт был здесь, а не в Работном доме, он бы сказал, что её долг – пронзить негодяя мечом. А потом он попытался бы уговорить её бежать с ним, чтобы присоединиться к Дуну и помогать готовиться к следующей великой революции.

Но хотя Нейт верил, что Дун их единственная надежда, Кресси понимала, что это всего лишь мечты. Им был нужен не человек, называвший себя спасителем, а настоящие перемены.

Нет, ей стоит вернуться к работе и помогать ухаживать за больными стражниками в казармах. Она сказала Фридан, главной няньке, что собирается наполнить горшок мазью, но прошло уже слишком много времени. Фридан наверняка что-то заподозрила и уже могла послать кого-нибудь на поиски.

И всё же…

Кажется, наследник действительно не знал ни о чём, что делалось от его имени. Этот мальчик из влиятельной семьи мог стать единственным шансом их Страны на свободу.

– Уверена, я многого не знаю о твоей жизни, – сказала Кресси, смягчаясь. – Но ты не можешь отрицать, что твоя семья и твой род несёт ответственность за множество ужасных вещей. Твой дед написал закон о Работном доме.

– Ты ошибаешься, – ответил Бо. – Моя семья защищает жителей Страны. Битва в Нижних землях, сражение за Нижние Средние земли, разгром «Бадема» и уничтожение старых традиций – всё это хорошие поступки. Почитай «Хронологии». Там нет ничего о Работном доме и о том, что детей нужно куда-то отдавать в уплату долга.

Возможно, Кресси всё-таки ошиблась.

– Ты имеешь в виду «Хронологии», написанные твоей семьёй? А тебе не приходило в голову, что твои предки записали только то, что им было выгодно, а всё остальное вычеркнули?

– История есть история, – возразил Бо. – Ты не можешь её изменить. То, что ты говоришь, не имеет смысла.

– Ничто не имеет смысла! – Кресси старалась держать себя в руках. – Ты считаешь, что уничтожение «Бадема» было хорошим поступком, потому что тебе так сказали. А раз ты даже не слышал про Работный дом, откуда тебе знать остальную правду?

У наследника был такой вид, словно его ударили в живот. Он стоял молча, нахмурив брови и слегка подрагивая, как будто пытался перевести слова Кресси на знакомый ему язык. Наконец он посмотрел на неё.