Аллекс был рад, что не всем следует знать, насколько мир может быть безумным в истреблении себя же самого. Он любил свою работу – и принимал разные ее стороны, от нудного общения со свидетелями до оперативного задержания, с перестрелками и замесом.

[Соединенные Штаты Америки, Куантико, Академия ФБР]

– Он делает это голыми руками, – говорил Аллекс с набитым ртом, указывая на снимки на доске. – Вскрывает грудную клетку охотничьим ножом, снимая грудину, без использования специальных инструментов – не как хирург, а как патологоанатом.

– Как самоучка, – кивнул Уилл. – Он отделяет хрящи и мышцы, чтобы добраться до внутренностей, небрежно, не заботясь об эстетике.

Эстетики в творениях Сердцееда, действительно, было мало. Убийство и надругательство над телом было скорее хаотичным актом, нетерпеливым и грубым, как попало.

– Он не медик и не мясник…

Крошки падали на пол, Аллекс жадно укусил сэндвич, шурша бумагой, прищурился, разглядывая фото, наклонился чуть ближе.

– Он раздобыл методичку по вскрытию трупов и просто взял оттуда то, что нужно, не вдаваясь в детали, – продолжал Уилл. – Ему трудно дается обучение – даже чтение.

– Задержка в развитии?

Специальный агент Уилл Гатти на секунду задумался, поджал губы.

– Скорее синдром дефицита внимания и гиперактивности.

Аллекс хмыкнул, вновь начал жевать. Он не стал говорить, что его неуемность, неспособность усидеть на месте, типичное СДВГ, воспринимали как умственную отсталость или педагогическую запущенность…

– Серрет, каждый раз когда тебя вижу, ты все время жрешь! – раздалось из-за их спин.

– Я постоянно хочу есть, – пожал тот плечами, не оборачиваясь. – Ничего не могу поделать.

Беверли Круз, криминалист отдела уголовно-следственного анализа, тем временем, приблизилась, каблуки легкой поступи стучали о блестящий пол лаборатории. Женщина встала между Уиллом и Аллексом, скрестила руки на груди, окинула взглядом размещенные на доске изображения.

– Проверься на наличие гельминтов, – усмехнулась она, обращаясь к юноше.

Аллекс засунул остаток сэндвича в рот, смял бумагу намеренно шумно.

– Хоть сейчас могу дать тебе образец на анализ, – промычал он с полным ртом.

– Нет, спасибо, у меня и без твоих фекалий много работы.

Уилл молчал, даже не замечая их взаимные подколы, он был погружен в мысли, в картину преступления, видел от первого лица искореженные женские трупы на обеденных столах, стоял над ними, упираясь коленями по обе стороны от бедер мертвых тел, с перепачканными по локоть в крови руками, ртом, полным склизкой плоти, еще теплой и сладкой.

Если бы у него в желудке что-то было, оно бы попросилось наружу. Как Серрет может равнодушно уплетать обед, когда перед глазами мерзкие снимки? Уилл не мог есть на работе, даже когда находился вне стен лаборатории или офиса, кусок в горло не лез.

Он буквально ощущал скользкую, упругую сердечную мышцу, сползающую вниз по пищеводу, непрожеванную до конца, в спешке, в жадном экстазе, в аффекте.

– Он глотает, не жуя, – будто сам себе под нос пробормотал Уилл.

– У него наверняка проблемы со стулом. Как у Серрета, – согласилась Круз.

– Нормально у меня все со стулом, – скривился Аллекс. – Даже если я буду жрать гвозди…

– У него оральная фиксация. Он не ест, чтобы съесть, он ест, чтобы проглотить, – не слушая их, говорил специальный агент Гатти. – Его будоражит ощущение во рту.

– Какая прелесть.

– У него может быть расстройство пищевого поведения, – предположил Аллекс, бросая обертку от сэндвича в корзину. – Булимия, компульсивное переедание… В запущенной стадии это легко определить по внешнему виду.