Зато днем был полный порядок. Всеслава в свой княжеский возок почти не садилась, горделиво гарцевала рядом с мужем на горячей белой кобылке, побуждая Дарника так же скакать и красоваться. Князь ее вызов не спешил принимать, намеренно пускал своего коня шагом или легкой трусцой и находил любой предлог, чтобы подолгу разговаривать с гридями или Корнеем. Когда впереди пошел глубокий непроезжий снег, он сам перебрался в возок, где читал купленные в Айдаре свитки и книги и делал вид, что думает о чем-то своем, княжеском. Но скрытый расчет поставить жену в неловкое положение не оправдался. Всеслава, мало еще зная мужа, приняла его поведение за нечто обычное и должное и, ничуть не смущаясь, вовсю болтала и смеялась со своими челядинцами и вожаками гридей. Дабы никто не подумал, будто между молодыми что-то не так, Дарник уже сам выбирался наружу, придираясь к дружинникам с мелкими замечаниями. И тогда часть жизнерадостного настроения княжны доставалась и мужу.

Скоро князь даже стал улавливать определенный ритм ее веселости: помолчать – спросить, помолчать – опять спросить. Сейчас что-то скажет, думал он и тотчас слышал ее вопрос, обращенный к кому-либо, сейчас отъедет, загадывал он и, не оборачиваясь, слышал учащенный перестук копыт ее кобылки.

– Отец в дальние поездки всегда берет с собой самых опытных и умных дружинников и тиунов, – заметила Всеслава на третий день. – А ты набрал самых молодых гридей. Почему так, не любишь, когда рядом слишком умные советчики?

– Конечно, тогда все увидят, что я на самом деле не очень умен, – пряча улыбку, отвечал ей муж.

Через час от нее следовал вопрос-продолжение:

– А мне сказали, что ты выбирал тех, кто никогда раньше не видел Айдара? Что это им награда за хорошую учебу?

– Просто для зимних ночевок в поле молодые подходят больше стариков, – лукавил он.

Еще час, и снова:

– А как ты их учишь?

– Да чему я могу кого-то научить? Медовуху пьем да по лесам скачем – вот и вся наука, – снова хитрил липовский князь и ждал следующего детского вопроса.

Еще более безотказно расспросы княжны действовали на гридей. Самые молодые из них просто смотрели на нее влюбленными глазами, в тех, кто постарше, она вызывала покровительственное чувство. Ни у кого как-то не поворачивался язык называть ее княгиней, и с молчаливого согласия Дарника она надолго и для дружинников, и позже для липовцев осталась именно «княжной».

Двигаться по зимнему бездорожью было нелегко, поэтому в день покрывали не более двадцати верст. Кругом расстилалась ровная степь с малыми островками леса, пологими холмами и редкими оврагами. За отсутствием селений ночевали прямо в поле. Составляли в круг возки, разводили костры и косо ставили над ними на жердях широкие полотнища. Отраженное от них тепло позволяло скидывать все шубы и полушубки, а раскаленные в кострах камни приносили в возки настоящий печной жар. Впрочем, с погодой им везло: легкий ночной морозец днем сменялся небольшой оттепелью, и даже служанки Всеславы не сильно страдали от холода. Вскоре выяснилось, что если взятых с собой продуктов людям вполне хватало, то лошадям доставались лишь небольшие порции овса и ячменя. На стоянках гриди разгребали снег, но найденная пожухлая трава была голодным лошадям, как говорится, на один зубок.

– Еще два таких дня, и мы все скопытимся, – мрачно скалился Корней. – Замерзнем с дружиной под каким-нибудь курганом, вот уж князья обрадуются.

Рыбья Кровь не осекал шута, хотя на дружинников его речи действовали угнетающе. Княжна тоже оглядывалась вокруг с возрастающей тревогой.

– Сядь в возок, – сказал жене князь. – Посади рядом с собой Нежану, и пусть она отводит от тебя все напасти.