– Но зачем ему это понадобилось? Может, он случайно или спутал?

– Как он мог спутать свой видавший виды нож с твоим, совершенно новым?

Она смотрит на нож у меня в руках. И она права: в обычной жизни пользоваться ножом приходится нечасто. Когда я выбирал нож, меня привлекла его конструкция – много функций, но, по правде сказать, я ношу его с собой больше потому, что он мне нравится.

– Для чего человеку чужой нож? – Она продолжает задавать себе один и тот же вопрос.

Все это очень странно. Чего она так зацикливается на ноже? Хочет отвлечь мое внимание? Увернуться от моих попыток заставить ее признаться в преступлении? Но если на то пошло, она говорит очень серьезно и по-настоящему заинтригована загадкой таинственного исчезновения ножа. Или у нее на уме какая-то другая цель?

Она вдруг поднимает голову и смотрит на меня.

– А вдруг он заметил?

– Что? – вздрогнул я.

– Ну… про нас.

Ее взгляд серьезен, глаза блестят.

Я чувствую холодок на коже. Ее глаза напоминают мне озеро.

Озеро, похожее на ночь, с плавающими в нем звездами. Озеро, в которое лучше не заглядывать.

– Это невозможно. Он не мог. Что-то привлекло твое внимание?

– Нет. Ничего, – говорит она.

Я вздыхаю с облегчением.

– Вот именно. Это невозможно.

Однако она качает головой из стороны в сторону.

– Мне сейчас кое-что пришло в голову. Касательно причины, по которой тот человек украл нож.

– Что именно?

Ничего не говоря, она протягивает руку.

– Что?

– Покажи.

Я складываю нож и протягиваю ей.

Она берет его, начинает открывать – сначала ножницы, потом штопор, консервный нож… внимательно рассматривает. Лицо ее напрягается – она что-то заметила.

– Я так и думала.

– Что такое? – быстро спрашиваю я. Сердце почему-то начинает колотиться в груди.

– Мы вызвали у него подозрения. Не знаю, когда точно он что-то почувствовал. Может, потому что с таким интересом рассматривали фото его ребенка? Так или иначе, он стал нас подозревать. Вот и взял нож… Точно! Заметил нечто, когда ты им резал, – мрачно заявляет она и добавляет: – Когда человек берет что-то у другого? Когда хочет узнать, кто тот такой.

Она легонько подталкивает ко мне нож, ощетинившийся торчащими в разные стороны инструментами.

Я смотрю на него и вижу на лезвии буквы.

– Он заметил, что на ноже выгравировано твое имя. И взял его, чтобы знать точно.

На лезвии затейливыми буквами, как на могильном камне, написано мое имя: CHIHIRO T.

Я смотрю на нож с горечью.

Он зловеще поблескивает при свете голой лампочки под потолком опустевшей комнаты. Он манит; так и тянет к нему прикоснуться. А имя, выгравированное на притягивающем к себе лезвии, напоминает незаживающую рану.

Я вижу свет. Но это не солнце, играющее световыми пятнами, просачиваясь сквозь покрытые листвой кроны деревьев, а тусклые отблески, отражающиеся от лезвия ножа.

Я живо представляю, как тот человек открывает нож, смотрит на имя на лезвии. Темно, и выражения его лица не разобрать. Только нож в его руках виден четко.

Человек медленно проводит пальцем по буквам, наконец неслышно вздыхает и аккуратно складывает лезвие.

– Когда же он заметил? – слышу я свой хриплый голос.

– Но доказательств же нет, что он взял нож. Может, его вообще никто не брал, – вяло бормочет он себе под нос, но бледность на лице выдает его.

Во-первых, разве он не сам только что сказал, что нож пропал на какое-то время? Противоречие. Возможно, он это понимает, потому и уставился пустыми глазами в какую-то точку на татами.

Из головы не уходит фигура того человека с ножом в руке.

Его спина, крепкая и широкая.

Я смотрю на эту спину и вижу, что она категорически не приемлет мой вопрос. Мне не передается ни выражение его лица, ни эмоции, ничего.