– Как думаешь, в Афганистан могут отправить? – задумчиво спросил Смирнов. – Я слышал, там постоянно водители нужны. Много чего возить приходится, конца войны даже на горизонте не видно.

– Не отправят! – отмахнулся я, ошибочно подумав, что тот просто боится. – Если сам не захочешь. Тебя обязательно спросят, можешь отказаться и ничего тебе за это не будет. Это не стыдно.

– Да, не… – отмахнулся Женька и посмотрел на меня с недоумением. – Я, наоборот, туда хочу! За пулемет сесть. С Калашникова по духам пострелять. На танке поездить, на вертушке полетать. Вот где круто. А не плац топтать в ботинках, да сапоги чистить.

Вздохнув, я посмотрел на него с пренебрежением. Парень совершенно не понимал, что на войне все совсем не так, как кажется. Нет там ничего хорошего, никакой романтики. Лишь попав в район боевых действий, все сразу меняется, особенно когда первую пулю получишь. И дай бог, чтобы она не оказалась смертельной.

– Зря ты так! – мрачно отозвался я, уже понимая, что бы я ему ни сказал, все равно не поймет. – Ничего там хорошего нет.

– А ты-то откуда знаешь? – хмыкнул тот.

Еще бы мне не знать, за годы службы и участия во многих операций у меня было больше десятка боевых ранений, и к счастью, ни одного смертельного.

Я неопределенно пожал плечами, потом ответил: – Читал!

Тот не стал заострять на этом внимание.

– Интересно, нас кормить-то будут? – пробормотал Жека, под аккомпанемент завывания желудка кого-то из рядом стоящих. – Кушать хочется, однако!

– Ну да, точно!

– А давайте сами попробуем пройти в столовую?

Скопом выйдя на улицу, мы остановились в нескольких десятках метров от столовой. Как я и думал, проход внутрь шел по определенному порядку, который устанавливал дежурный по столовой в звании прапорщика.

– О! Вот, прапора видите? – произнес белобрысый парнишка, указывая на выход. – Он типа решает, кто идет следующим. Вроде дежурного.

Не вроде, а так и есть.

Но дойти до входа мы не успели, потому что дальше начался настоящий цирк… Сначала откуда-то справа раздался шум, приближающиеся невнятные голоса.

Обернувшись, я увидел группу людей, из которых самым заметным был Юрка Коньяков. Тот, словно толстая собачонка, семенил за патрульными в военной форме и что-то им доказывал. Все ясно, это комендатура!

Старший патруля, молодой офицер в звании лейтенанта, решительно двигался в нашу сторону. Вид у него был хмурый, деловой. Еще я заметил, что Коньяков для убедительности размазал по лицу кровь. Когда он с дружками уходил с курилки, крови на нем не было. Да и не бил я его, так, чуть-чуть скрутил. Неужели этот говнюк решил меня подставить?

– Вот! Вот, это он! В серой футболке с зеленой надписью! Громов! – громко залебезил Юра, тыкая толстым пальцем и глядя на меня своими свинячьими глазками. – Он на меня напал!

Я мысленно усмехнулся – вот же мелочный человек, а? С позором получив люлей, побежал жаловаться, да не лишь бы кому, а взял правильный курс на комендатуру. Само собой, он все переиграл, сделав жертвой себя – типичное поведение агрессивного труса. Его дружки подтвердят что угодно, хоть и являются заинтересованными лицами.

– Громов… Кто здесь Громов? – начал лейтенант.

Я спокойно вышел вперед, ожидая неприятного разговора.

– В чем дело?

– На вас поступила жалоба! – выпалил лейтенант. Оба его помощника в звании ефрейторов стояли наготове, ожидая команды старшего. – Зачем вы избили товарища Коньякова?

Честно говоря, мне стало смешно.

Все остальные, затаив дыхание, просто наблюдали за происходящим.

– Избил?! – усмехнувшись, произнес я, указывая на Юру. – Да вы взгляните на него. Он же в полтора раза больше и явно сильнее. Я кроме шахмат, другого спорта и не знаю даже. Как я мог побить такого амбала, да еще и на призывном пункте?