«На небоскрёбах, на избах села или хутора…»
На небоскрёбах, на избах села или хутора,
Словно скворечники, в ряд сплит-системы висят.
Мир познают, в мониторы уставясь компьютера,
И молодые, и те, кому под пятьдесят.
Им ли грустить о эпохе, навеки утраченной?
Разные разности ловятся в мутной воде.
Книжные полки заполнены всякою всячиной.
Книге не место уже в электронной среде.
Я, как и все, с ноутбуком дружу и с мобилою.
Принтер, гудя, в шесть секунд мой печатает стих.
Я, как и все… но меня никакою вы силою
Не оторвёте от книг, не заставите выбросить их.
Книги, я видел, выносятся к мусорным ящикам:
В стопке – стихи… переплёты оборваны книг.
Стали ненужными доисторическим ящерам
Запахи леса, рассвета восторженный миг…
Ветер поднялся откуда-то с запада, с Одера.
Дождь надвигался, всерьёз погромыхивал гром.
Мокла у мусорки лирика Тютчева Фёдора,
Плакала фраза, что Русь не понять и умом…
Отрывок
А еще знавал я К>*…
В ту шальную непогоду
Был он где-то сорока
Трёх, пожалуй, лет от роду.
Лучше бы таких не знать!
Он пройдоха был отпетый.
Что о нем могу сказать?
Ибо с музыкою этой, —
Трали-вали! – треть страны, —
Мани-мани! – маршируя, —
Балалайка три струны, —
Знай живёт себе, жируя.
Быстро поняла братва, —
А пример дала столица, —
Что пескарик и плотва
Тоже вправе порезвиться.
Ах, дела, дела, дела…
Не точи, комарик, носа!
Их обломовский диван —
Риск и быстрые колеса.
Кружит, кружит допоздна
Над страною туча врана.
Неприступна и грозна,
Неподкупна их охрана.
Сей оравою ведом,
К>* к единой рвался цели.
Зона и казённый дом —
Он прошёл сии лицеи.
Магадан ли, Воркута —
Стены выстроены прочно.
Жизнь его – лишь суета,
Суета лишь – это точно.
Там, где надо, тороват,
Дань сбирал он, словно пчёлка.
Даже сват ему не брат,
А друзей – раз-два, обчёлся.
Лёд нетающий – глаза
И в разгар хмельного лета.
Нелюбовью мстил он за…
Именно, друзья, за это.
Преуспев на ниве дел
(Ха! Физические лица!),
Без разбора всех он дер —
жал в ежовых рукавицах.
Кто ему так досадил?
К алчности откуда рвенье?
В распрекрасный день один
Цепь рассыплется на звенья…
«В ночь, что черна, как погреб, как подвал…»
В ночь, что черна, как погреб, как подвал,
У стойки бара, что теснее клетки,
Купив вина, он два часа рыдал,
Пенял на что-то, плакался в жилетки.
С тоской зелёной схожие рубли —
О барменша, вы просто королева! —
Из портмоне вытаскивал он и
Всех угощал направо и налево.
Коньяк, текила, бренди и мускат…
Открылась дверь – бандиты на пороге.
«Опомнись, друг!» —
«Мне всё равно. Пускай
Всё будет так, как рассудили боги».
Он грузно встал и удалился в ночь.
За ним немедля эти двое вышли…
Никто ему ничем не мог помочь —
Всё рассудил на небесах Всевышний.
«Лён цветёт у Дона…»
Лён цветёт у Дона,
У реки Непрядва.
Царство Посейдона —
Синий лён, ведь правда?
Сколько всюду воли!
Сколько в небе сини!
Полегли в том поле
Воины России.
Но и свора вражья,
Коей нету счёта,
Сгинула в оврагах,
Загнана в болота.
Помолчим, не надо…
В предрассветной рани
Синяя Непрядва
Льны прядёт в тумане.
«Лифт, возносящий нас вверх…»
Лифт, возносящий нас вверх, —
это юность и младость.
Вниз опускающий – мудрая старость и опыт.
Жить на земле – это всё-таки счастье и радость.
Век скоротечный иное столетье торопит.
Стоит ли нам горевать и печалиться, братья?
Стоит ли помыслы юных оценивать строго?
Рано унынию нам отдаваться в объятья.
Дел непочатых ещё ожидает нас много.
«С рекламы что? И взятки гладки…»
С рекламы что? И взятки гладки.
В ней много блеска, куражу.
Купите полную версию книги и продолжайте чтение
Купить полную книгу