Таким перед нами предстает образ юродивого Симеона Эмесского.

Святой Андрей Цареградский

Святой Андрей Цареградский жил в V или X веке. Житие написал пресвитер Никифор, «иерей бывая великия церкви Цареграда, нарицаемую Божию Премудрость, написахъ дивное се житие честнаго и святаго отца нашего Андрея, еже есмь своима очима виделъ, а другое отъ славного Епифания слышавъ, бывши патриархомъ зде». Здесь перед нами опять редкий случай, когда житие юродивого составляется очевидцами и с использованием рассказов Епифания, человека, знавшего и понимавшего подвиг блаж. Андрея, с которым он находился в тесной дружбе.

Рассматривая житие, прежде всего обратимся к моменту принятия на себя святым подвига юродства: как ясно следует из жития, блаж. Андрей «исшел» на подвиг по прямому указанию свыше и, не рассчитывая на свой разум (!), с совета автора жития пресвитера Никифора (что, кстати, свидетельствует о достоверности данного эпизода):

«Заутро же прииде ко мне недостойному и дерзнувъ исповедати ми бывшее видение свое, да подивихся слышавъ видению его. Совещахове же оба и судихове, да ся претворитъ ныне въ место яко бешенъ есть и неистовъ ся деетъ рекшаго деля къ нему: буди похабъ мене деля и многа добра причастника тя сотворю въ день Царствия Моего». (Утром же он пришел ко мне недостойному и рассказал бывшее ему видение, и мы удивились его рассказу. Посовещавшись, мы решили, чтобы он начал притворяться безумным ради Того, Кто сказал ему: будь юродивым Меня ради и Я сотворю тебя наследником многих даров во Царствии Моем). Теперь непосредственно перейдем к изучению жития по изложенной выше схеме.

Людьми, знавшими подвиг блаж. Андрея, являлись упомянутый уже пресвитер Никифор и отрок Епифаний. Для нас важно то, что они наблюдали поведение юродивого на протяжении всей его подвижнической жизни, и многие духовные вопросы, свои поступки и поступки других он им объяснял. «Онъ же… нача ми поведати со всякою тихостию и смирениемъ, мне бо единому… молвяше право безо льсти отвещаваше, а прочимъ безумнымъ образомъ глаголаше, любо ли не отвещаваше отинюдъ», – пишет о себе пресвитер Никифор. Знакомство с отроком Епифанием блаженного Андрея происходит уже во время его юродствования, причем автор жития выделяет необходимость наличия духовного опыта для распознания подвига юродства (что мы уже отмечали на примере дьякона Иоанна): «Добра бо дела имеяху отроци те больше бо нашея на все угождение Божие. И якоже ся оусретоша съ преподобнымъ, разуме духомъ старейший добрыхъ техъ отрокъ, яже о блаженнемъ и рече къ другомъ: имете ми веру, яко похабъ онъ рабъ Божий есть… И рече ему: Брате, аще мя любиши, пойди, да си испиеве винца; азъ бо люблю тя и моя друга вельми тя любятъ. Онъ же видевъ его, улыснуся, обратився, рече ему: именемъ ты еси чернецъ Епифанъ». (Были же те юноши (Епифаний с друзьями, – автор) благочестивы во всем больше, чем мы. И когда встретились с преподобным, старший из них понял смысл подвига юродивого и сказал своим друзьям: поверьте мне, что тот безумец является рабом Божиим. И сказал ему (Епифаний – юродивому, – автор): брат, если ты любишь меня, пойдем выпьем вина, поскольку и я, и мои друзья тебя любят. Он же, посмотрев на него, улыбнулся и сказал ему: а имя тебе монах Епифан). Смысл цитаты сводится к тому, что Епифаний по своей чистоте уразумел в юродивом Андрее раба Божьего, а Андрей по своей прозорливости назвал Епифания по имени. С этого времени они сдружились, и Епифаний явился свидетелем разных поступков блаженного. Чтобы дать читателю возможность понять истинность подвига блаж. Андрея, обратимся к самооценке юродивого (по отмеченному нами выше принципу, по которому позу юродствования или лжеюродство от истинного подвига отличает внутреннее смирение подвижника): «Вечеру же наставшу, егда ему беаше любо не спаше, но хождаше по улицамъ граднымъ, молитву дея на сердци, и всю нощь бдя пребываше, а заутра почиваше. Егда же ли ся ему не хотяше ходити въ нощи, да соглядаше по улицамъ места, где же пси лежатъ, да тамо единого шедъ отъ нихъ прогнавъ, лежаше яко на одре почивая, нагъ, лишенъ, неимовитъ, ни рогозины имея… Заутра же паки востая, на сердци своем къ себе тако глаголаше: се лишена боголиши Андрею, всю нощь песъ со псы наспался еси». (Когда приходил вечер, иногда он не спал, но ходил по улицам города, в сердце молясь Богу, и всю ночь во бдении пербывал, а к утру ложился. Когда же он не хотел ходить ночью, то искал места, где спали собаки и, прогнав одну из них, спал как на кровати, нагой, забытый всеми, не имея даже рогожи. Утром же, встав, говорил себе: «Вот ты, юродивый Андрей, всю ночь, пес, со псами проспал»). Иными словами, проводя ночи в молитвенном подвиге, блаженный Андрей, когда давал своему телу малый отдых среди собак, то, проснувшись, в самоуничижении бранил себя за сон. Рассматривая отношение мира к подвижнику, мы видим полное непонимание поступков юродивого (или, точнее, понимание их в той самой внешней форме, в какой и хотел их представить святой): «Зряше на нь человеци, глаголаху: се нова бешенина; друзии же глаголаху, яко земля си николиже безъ салоса (т.е. урода, – автор) несть, да друзии по нем беаху, а друзии пихаху его по шии, биахуть его и слинами лице его кропляху, гнушающеся. Терпяше же все се, алченъ, жаждая пити, зимою умирая, зноемъ угараемъ…»