Очухалась, когда отчима уже похоронили.

Теперь вот приходится с этим жить.

А куда деваться?

Говорят, время вылечит.

Меня по малолетству от суда освободили, дело закрыли, а мать лишили родительских прав. Правда, кодировали от алкоголя – толку нету. Но я всё равно навещаю её, помогаю, хотя бы чем. Приеду, испеку ей пирог со щукой, она любит пироги, радуется, когда приеду, денежек немножко подкину. Для того и в Пермь перебралась, подальше от дома. Мечтала прилично зарабатывать, а попала, блина, в кабалу к своему сутенёру. На точку. По улице Ленина таких точек – сам знаешь, сколько, но мест почему-то хватает всем.

Сначала, значит, сутенёр золотые горы наобещал, а я и повелась, дурочка. Потом паспорт отобрал, сказал, что для прописки, и оказалась я прописанная на одной из точек и у него по уши в долгах.

Распоряжается теперь, козёл, как личной собственностью.

Ну так-то, конечно, работать можно. Иногда очень даже приличные дядечки попадаются, из депутатов: не жадные, обходительные и всё такое… Иные заплатят за целую ночь, а через час уже храпят – пушкой не разбудишь. А на столе фрукты, закуска всякая – ешь не хочу. Да ещё утром, бывает, и денег дадут. «Возьми, – говорят, – на колготки, только чтоб твой мудило – сутенёр в смысле – не видел».

Жалеют, наверное.

Можно работать, если бы не маньяки и субботники.

Субботник – это когда бесплатно пашем или у бандитов, или у ментов. И те, и эти нас крышуют, ну чтобы, значит, у сутенёра ни с кем никаких заморочек не было. Чтоб всё чисто было и шито-крыто, и комар носа чтоб не подточил.

Приезжают на нескольких тачках, берут девчонок – и в сауну. А там, блина, делегация пьяная поджидает. И пускают нас по кругу, как хотят. Такое вытворяют – аж волосы дыбом встают. Особенно менты «стараются». Вот, видишь, прижигали мне грудь сигаретой. Я чуть с ума не сошла от боли и ужаса. Вот, у соска шрамик, видишь? Повезло, что пьяный был, не попал, куда целился. Зато знакомой моей, девчонке одной, оба соска реально сожгли. Она после того ментовского субботника седой стала, красится теперь в какой-то колбасный цвет. А другой путанке влагалище бутылкой напрочь порвали. Толкали на спор донышком вперёд. Еле откачали её потом.

Менты – это те же самые бандиты, только в тыщу раз хуже. Для них никакой закон не писан, и по понятиям, сволочи, не живут. А нас вообще за людей не считают. Иногда, блина, кажется, что родную мамашу запросто могут убить – так они людей ненавидят. В прошлом году увезли от нас девчонку на патрульной машине – и с концами.

Сгинула.

Слухи между собой такие, что закопали её живьём где-то на заброшенном кладбище. А сутенёр пригрозил язык за зубами держать, врёт, что несчастный случай, глаза свои обмороженные прячет.

Хорошенькая такая пацаночка была, ровненькая. Детдомовка, а никогда не унывала. Откуда-то из-под Екатеринбурга, что ли. Не помню точно. Городов-то у нас вокруг вон сколько!

Ну, что ещё тебя интересует? Вроде, всё рассказала – обыкновенная жизнь, бывает и хуже. Не знаю, как у других, а у меня вот так, всё через одно место, всё шиворот-навыворот да задом наперёд. Привыкла уже – кому жаловаться? В прокуратуре даже, говорят, завелись педофилы, в администрации губернаторской – не лучше. Депутатам? Так там один только господин Пастушков чего стоит! Столько мальчиков, блина, покалечил! Весь город, значит, шепчется, а ничего поделать не могут – все промеж себя повязаны. Никто и слушать-то не будет. Подумаешь, какой-то потаскушке сиськи поджарили! Да такое сплошь и рядом кругом. Скажут, знала ведь, куда голову-то суёшь.

Нет, жаловаться некому, потому и приходится, блина, самой выгребать.