.

Понятно, что быстрое распространение стиля модерн в России повело за собой и возникновение большого числа подделок, не имевших отношения к серьезному искусству. Создавался определенного рода «штамп» в убранстве массового интерьера, штамп, продиктованный желанием «быть как все». Но даже если ни один предмет в убранстве типичного для модерна бытового интерьера не достигал уровня подлинного искусства, то их совокупность, визуальная слитность рождали новое качество, позволяющее говорить о единстве стиля в массовых образцах бытового интерьера. Достаточно быстро был выработан единый декоративный строй, комплекс приемов оформления, который стал определяющим для интерьеров эпохи модерна.

Можно говорить о некоей «демократичности» модерна, так как общепринятый набор декоративных мотивов и предметов прикладного искусства роднил между собой скромные квартиры людей «среднего достатка» и жилые покои богатых особняков. На всех элементах убранства, будь то мебель, драпировки, декоративные вазы, фарфор, стекло, люстры и настольные лампы, часы и барометры, общепринятый набор репродукций модных художников в «текучих» резных рамах, – на всем лежала неизгладимая печать стиля модерн, терпкий привкус, сближающий между собой массовые ремесленные образцы и произведения подлинного искусства.

В целом декоративно-прикладному искусству модерна свойственна новизна и смелость в использовании разнообразных материалов, неожиданные их сочетания друг с другом, острота формообразования. Эксперименты со стеклом, теряющим прозрачность и хрупкость и приобретающим текучесть, матовость, упругость; уникальные формы фарфора и керамики; широкое введение кованой меди, смальты, майолики, эмали в светильники и люстры; изощренные силуэты дамских нарядов, новаторские типы отделки, яркие аксессуары – вот основные качества жизненной среды эпохи модерна. В любой области декоративно-прикладного искусства проявлялась неповторимая культура деталей, будь то монументальные витражи или дамское ювелирное украшение. Стилевая целостность модерна во многом возникла благодаря многообразию и уникальности достижений «художественной промышленности».

2.4. Абрамцево и Талашкино как центры формирования «неорусского» стиля

Одной из линий художественной жизни, близко связанной с поисками стиля модерн, было обращение к «отечественной древности», фольклору. В России эта всеобщая тенденция оказалась связана с поисками особого пути национальной культуры. В отличие от историзма и эклектики художники стиля модерн, тяготевшие к национальному романтизму, опирались на эмоциональное, личностное отношение к национальному искусству прошлого, а не на умозрительное научно-позитивистское изучение древних источников. Их произведения отмечены повышенной экспрессивностью, остротой чувственного мироощущения. Здесь показательны взгляды М.А. Врубеля (1856–1910), соединившего мечту о синтетическом искусстве, выражающем человеческую целостность, с представлением о народном творчестве, где слышится «музыка цельного человека, не расчлененного отвлечениями упорядоченного, дифференцированного и бледного Запада»15.

Важнейшим событием художественной жизни, формировавшим творческую программу модерна и те общественные вкусы, которые способствовали его развитию, стала деятельность Абрамцевского кружка. Это было артистическое сообщество, сложившееся в середине 1870-х годов вокруг С.И. Мамонтова (1841–1918), промышленника, мецената, художественно одаренного человека. В 1870–1890-е годы в Абрамцеве возводится ряд построек в «русском стиле» – керамическая мастерская (архитектор В.А. Гартман, 1872), «Терем» (архитектор И.П. Ропет, 1873), церковь (по проекту В.М. Васнецова, 1881–82). На протяжении четверти века подмосковное имение Мамонтова Абрамцево оказалось крупным очагом русской культуры, местом, куда иногда на целое лето, иногда на более короткий срок приезжали художники от известных до молодых – Репин, Суриков, Поленов, Левитан, Васнецов, Нестеров, Коровин, Серов, Врубель, Поленова и многие другие. В духовной атмосфере Абрамцева не только прояснялись новые тенденции русского искусства, шли целеустремленные поиски национальной почвы, но и складывался новый тип художника-универсала. Здесь занимались живописью, ставили домашние спектакли (при участии Ф.И. Шаляпина, К.С. Станиславского), осуществляли архитектурные замыслы, работали в специально устроенных кустарных мастерских. Амбрамцевский кружок не имел ни устава, ни заранее сформулированной программы. Желанием отстаивать жизненную связь между красотой и пользой мамонтовский кружок разделял распространенные убеждения эпохи. Своеобразие творческой ориентации мамонтовского кружка заключалось в том, что соединение пользы и красоты представлялось членам содружества не только серьезным общественным долгом художественной интеллигенции, но и живой поэтической традицией,