. Но и этим дело не ограничилось. Когда на следующий день посол курфюрста готовился к переправе через Западную Двину, А.Л. Ордин-Нащокин предложил ему написать письмо Магнусу Делагарди с предложением начать переговоры о перемирии. Посол отправил гонца с письмом в Ригу, и 28 сентября он вернулся к Эйленбургу в Митаву с положительным ответом наместника. Тогда И. Эйленбург составил и отослал в царскую ставку проект соглашения о перемирии[563]. В нем предусматривалось прекращение во время мирных переговоров военных действий между Россией и Швецией не только под Ригой, но также в Ливонии, Ингерманландии и Финляндии и освобождение пленных в течение месяца после заключения перемирия; жители осажденных городов должны были получить возможность свободно входить и выходить и вести торговлю[564]. Эти шаги показывают, как пессимистически оценивали теперь в царской ставке перспективы борьбы за Ригу. Из-под Вильно также приходили неутешительные известия.

Переговоры возобновились 20 сентября после возвращения Кирилла Пущина из царской ставки. Как отметил в своем дневнике К.П. Бжостовский, после этого «москвитяне… удивительно как веселы были»[565]. По-видимому, «великие» послы решили, что после уступок, сделанных царем, они быстро и успешно закончат переговоры. Однако, когда на встрече они объявили новые условия мира, то получили ответ, что на таких условиях «миру статца нельзя, потому что у многих панов корунных, не токмо у литовских маетности в Княжестве Литовском и за Березою рекою в Белой России»[566].

То же, по существу, повторилось и на встрече 24 сентября, которая состоялась втайне от австрийских посредников на «шляхетцком пустом дворе от Вильны в дву верстах»[567].

Комиссары сообщили, что в Варшаве собирается съезд сенаторов решить вопрос об избрании преемника Яна Казимира. Мнения у сенаторов разные, но они приняли бы нужное решение, если бы стало известно, что царь откажется от Белой России, «а о Малой России они способ искать учнут». Кроме того, комиссары предложили русской стороне выступить с кандидатурой не царя, а царевича. Как отмечено в записи К. Бжостовского, его «королева могла бы принять за сына, а Республика не отказала бы в издержках на воспитание, чтоб он с польским, так сказать, впитывал нравы и обычаи нашего отечества»[568]. Более кратко и неясно составлена запись речи комиссаров в «статейном списке», но и здесь подчеркнута роль королевы, которая и убеждает Яна Казимира согласиться на избрание царевича, а после его смерти «царевич будет у ней, королевы, вместо сына, а она, королева, учнет его государское здоровье оберегать»[569]. Очевидно, что избрание царевича должно было привести к его отъезду в Речь Посполитую на воспитание к польской королевской паре. В этих высказываниях комиссаров проявилась их связь с интересами Великого княжества (забота о возвращении в первую очередь «Белой России») и их связь с планами королевских супругов, которые и делегировали их для участия в переговорах.

И одно, и другое предложения были для царя и его советников совершенно неприемлемы. Получив сообщения от «великих» послов, царь предписал им руководствоваться прежними инструкциями[570]. Конечно, этот обмен мнениями носил предварительный характер, комиссары еще не имели новых инструкций, но царь и его советники в ставке под Ригой должны были отдавать себе отчет в том, что перспектива скорого и успешного окончания переговоров не просматривается.

После встречи 24 сентября в переговорах наступила пауза до 8 октября, когда комиссары Речи Посполитой получили новые инструкции. В эти дни решался вопрос о судьбе Риги.