Уже в июне курфюрст располагал сведениями о разрыве между Россией и Швецией и начавшемся походе русских войск в Ливонию[426]. В этих условиях возникла необходимость обезопасить Восточную Пруссию от возможного нападения русских войск, а также принять другие меры, которые обеспечили бы осуществление планов союзников, связанных с их совместным походом в Польшу. В этой связи была достигнута договоренность с шведами о выступлении курфюрста в качестве посредника в русско-шведском конфликте. Карл Густав выразил готовность дать русской стороне «сатисфакцию» за причиненный ущерб[427], и представители Бранденбурга могли на него ссылаться.
Достижения этих целей должно было добиться посольство во главе с Йонасом Казимиром Эйленбургом. Он получил свои инструкции 10 июля н. ст.[428]. Главной задачей, возложенной на Эйленбурга, было заключение русско-бранденбургского договора «о дружбе». В инструкциях подчеркивалось, что это должна быть не «охранная грамота», подобная той, что была дана в 1655 г. Л. Киттельману, а настоящее соглашение, договор со всеми необходимыми условиями. В договор должны были войти обязательства курфюрста не помогать врагам царя в войне против него ни деньгами, ни провиантом, ни снаряжением и не заключать с ними направленных против царя союзов и соответствующие обязательства со стороны царя. Это означало, что составители инструкций и не скрывали от посла обязательство курфюрста не оказывать никакой помощи Швеции в войне с Россией. Таким образом, курфюрст явно жертвовал интересами своего шведского союзника, чтобы обезопасить Восточную Пруссию от нападения русских войск.
Вместе с тем на Эйленбурга было возложено решение и другой задачи, связанной с общими интересами союзников. Эйленбургу было поручено заявить о желании курфюрста выступить в качестве посредника в отношениях между Россией и Швецией. При этом он должен был ссылаться на обещание Карла Густава предоставить русской стороне «удовлетворение» за нанесенный ущерб. За предложением посредничества стояли важные для союзников практические цели. Вместе с тем посланец не вез с собой никаких письменных заявлений ни курфюрста, ни Карла Густава о «сатисфакции» для русской стороны.
Судя по высказываниям Эйленбурга во время его контактов с русскими политиками, на него возложена была еще одна задача, не зафиксированная в его инструкциях. Он должен был проявить заботу об интересах «протестантов» в Польско-Литовском государстве. Обращение к этой теме давало возможность внести осложнения в отношения между Россией и Речью Посполитой.
Первые известия, полученные Эйленбургом в дороге, показывали, что его миссия не будет легкой. Адам Шуберт из Митавы предупреждал его об опасности путешествия, так как шведы напечатали в Риге текст Кенигсбергского договора и русские несомненно уже знают о соединении шведских войск и войск курфюрста. При курляндском дворе, судя по его словам, также находили время для поездки Эйленбурга неподходящим[429]. Когда 1 августа Эйленбург прибыл в Митаву, сюда пришли сообщения о битве под Варшавой, когда польско-литовская армия сражалась с соединенными силами шведского короля и курфюрста