За стеной повернулся с боку на бок Виктор, скрипнув койкой. А на дворе прокричал петух.

– Полночь, – очнулась Мария Ивановна, – пора уже спать.

В углу за обоями заскрежетали мыши. Кошка с печки прыгнула на стенку и, сорвавшись, с мяуканьем упала на пол. Мыши утихли, а кошка никак не могла успокоиться. Слышно было, как она снова прыгнула на печку, и оттуда было слышно, как она шипит, сверкая в темноте зелёными глазами.

– Успокойся, Мурка, – шептала Мария Ивановна, – в следующий раз не промахнёшься. Разве можно прыгать на стенку?

Она повернулась на правый бок и только положила голову на подушку, как провалилась в неспокойный сон. И сейчас всё виденное днём возвратилось ей снова. Она поднимала голову, смотрела на будильник, который недавно из райцентра привёз Виктор, вздыхала. Но облегчения не было. «Что же я делаю, – думала она, – я своими руками отталкиваю от себя: сына, сноху, внуков. Как-то на новом месте им будет. Здесь всё родное, близкое, а там? Ну не дурра ли я набитая. Где они будут черпать крепость? Уехали другие, что из этого? Позади, да в том же стаде». Она ещё, наверное, долго бы приговаривала, да поднялся Виктор, подошёл к ней, положил руку на лоб и спросил:

– Мама, ты не заболела?

Мария Ивановна не ответила. Ей было лестно, что сын проснулся и спросил у неё. «Спит, – подумал он, – а я уж думал, здорова ли?».

Мать повернулась на спину, имитируя сон, заговорила, как бы спросонья, но так чтобы было не понять слов. Виктор лёг снова в кровать. Она слышала, как он повёл носом и затих.

– Иван, помоги, – шептали её губы, обращаясь к погибшему мужу, – научи, как жить. Невезуха у нашего с тобой сына на работе, да мы ещё на него давим.

Она пыталась вызвать образ любимого ей человека, а он ускользал, растекался перед глазами. Было такое ощущение, что на земле всё неспокойно и зыбко. Ей показалось, что даже изба куда-то проваливается. Её трясёт и лихорадит.

После нескольких таких попыток вызвать любимого ей человека и поговорить с ним, она поняла, что уже ничего не вернуть, и Виктор весной едет в город, пока правда на разведку, но уже решено. Она давно готовилась к этому, зная, что рано или поздно придёт время, ведь все его знакомые и родные там в городе. И к чему так сильно переживать, но мать есть мать и у неё болит сердце за судьбу своих близких. К тому же председатель совхоза Голубев Владимир Степанович третирует парня: мол, почему-то у всех есть урожай, а у нас? Чем выше начальство, тем больше им надо. Нервы же, конечно, у него не стальные, явное дело, взрывается. А как же иначе – живой человек. Долго ли до беды. Здоровье-то потом, ни за какие деньги не купишь. Она видела прогуливавшего по городу сына, сноху, внуков. На миг показалось, что в городе они чужеродные. И ей до слёз стало обидно. Потом сон взял своё.

Мария Ивановна проснулась поздно. Она с тревогой подумала, что опоздала подоить корову, дать корм поросёнку и курам. Она подняла голову и увидела на стороне сына свет. Молодые уже поднялись. Сноха, одевшись в грязную фуфайку, пошла на двор. Виктор услыхал, как заворочалась мать, спросил:

– Мама, ты вчера что-то бредила. Тебе нездоровится?

– Нет, сынок, всё нормально, спалось что-то худо, – ответила она и стала подниматься.

– А я думал. – Он недоговорил, посмотрел на неё долгим взглядом и промолчал, поняв, какая мысль гнетёт мать.

Маринки не было. Она гремела на дворе ведрами, разговаривала с коровой и поросёнком.

– К Кочину едешь? – раздался приглушённый голос матери. Она немного помолчала, наморщив нос, и покачала головой.

Виктор, посмотрев на мать, подумал: «А хороша она всё же и в старости, а какова была в молодости?..