“Основной принцип, на котором держались все формы хозяйственного строительства в то время, состоял в том, что из экономики была устранена категория рынка”.61 В перекошенном войной национальном хозяйстве рыночной обмен умирал; обнаружилась запертость внутреннего оборота, обрекавшая промышленность на вырождение, а сельское хозяйство на самодовлеющее существование; политика “политика вытеснения рынка стала просто констатацией факта все большего отсутствия обмена товарами… Поскольку сфера добровольного обмена сокращалась, а сама купля-продажа товаров приобретала извращенный, неэквивалентный, спекулятивный характер, стихийный обмен должен был быть заменен суррогатом централизованного натурального обмена, который обеспечивался принудительно: давлением государства.

Продовольственный налог (с 1918 года – натурой), в который включалось все, что было в два раза больше собственного потребления крестьян, уступил место продразверстке, при которой крестьянам оставляли только на “прокормление”, – безвозвратная ссуда по классовому принципу, для изъятия которой создавались вооруженные продовольственные отряды рабочих.

Итоги продразверстки: 1917/1918гг. – 73 млн. пудов хлеба, 1918/1919гг. – 107,9 млн. пудов, 1919/1920гг. – 212 млн. пудов, 1920/1921гг. – 367 млн. пудов, то есть: рост по мере усиления советской власти.

“По данным ЦСУ в 26 губерний в 1918/1919гг. было доставлено 125,9 млн. пудов хлеба, из которых 55,7 млн. – Наркомпродом, 70,2 млн. – мешочниками. В 1919 году в 12 производящих хлеб губерниях городское население получило по карточкам 52,4% всего количества потребленного хлеба, 15 городах потребляющих хлеб губерний – 40% всего хлеба, остальное было приобретено на вольном рынке по спекулятивным ценам в 8-10 раз выше твердых государственных цен. В 1920 году рабочие потребляли по карточкам 58,5% хлеба”.62

В городах ввели единовременный десятимиллиардный налог на всех имеющих доход свыше 1500 рублей в месяц. Помимо налогов и контрибуций шел процесс натурализации зарплаты – распределение продовольствия и предметов первой необходимости по карточкам в твердых ценах, а с 1920 года – бесплатно. В 1920 году зарплата натурой была в 12 раз больше денежной ее части. Это позволяло, используя денежную эмиссию, все увеличивающийся выпуск бумажных денег, изымать спекулятивные доходы, добиваться тог, чтобы основная тяжесть инфляции ложилась на нетрудовые элементы.

Отказ от уравнительного снабжения населения преследовал те же цели. Классовый паек поделил население на четыре категории: рабочие (1 или 2 категории), служащие (2 и 3 категории), нетрудовые элементы (4 категория). Все эти меры, а также распределение через общественное питание, позволили уравнять шансы рабочих и буржуа перед голодом, спасти рабочий класс от вырождения.

В управлении использовали централизованное планирование работы крупной промышленности, в частности транспорта, что дало нормализацию перевозок и привлечения дополнительных резервов. Составлялись планы на короткие сроки (2-3 недели), основным принципом которых было “выделение ударных, решающих для обороны страны отраслей хозяйства”.

“При правильном распределении ресурсов Советское государство может продержаться очень и очень долго”.63

Однако в смысле развития народного хозяйства “военный коммунизм” не имел никаких перспектив. Эта система, вызванная к жизни диспропорциями экономики военного времени, была способна лишь поддерживать извращенное состояние хозяйства, работающего на войну, обеспечить извлечение прибавочного, а часто, необходимого продукта, “выбрасываемого на ветер” вооруженной борьбы. И, если отвлечься от некоторых начинаний Советской власти в области капитального строительства, хозяйственные итоги периода “военного коммунизма”, в отличие от итогов политических, были удручающими.