– Но я, все-таки, твоя дочь и имею право знать, куда ты навострила лыжи?!

Кэролайн недаром подозревала, что у матери появился любовник. В последнее время Джейн выглядела, уж, очень оживленной. Легкий румянец не сходил с ее щек. Она часто смеялась, как ненормальная, хотя особенных причин для веселья, как будто бы, не было. И, вообще, вела себя, как модница. Без конца примеривала на себя платья и прочую одежку, которой у ней было видимо-невидимо! При этом, красуясь на собственное отражение в зеркале, тщательно подводила брови, наносила на и без того длинные и темные от природы ресницы тушь, старательно красила губы. Вообще, штукатурилась по полной программе, и при этом со стороны казалась очень счастливой, чем немало удивляла Кэролайн. Казалось, дочь всерьез обиделась на мать за то, что та так легко и быстро предала память о погибшем отце.

– Видел бы тебя сейчас папа! – как-то, не сдержавшись, процедила она сквозь зубы, метнув в Джейн ненавидящий взгляд.

«Вот и хорошо! – подумала Смит. – По крайней мере, если со мной что-нибудь случится, то горевать об этом будет уже некому. Джейн недостойна, чтобы Кэролайн сожалела о ней, поскольку позабыла об американской дочери ради русского сына. Да и – вообще, кто – она такая, на самом деле?! Марионетка в руках судьбы! Жалкое подобие человека! Его бледная тень!»

После того, как Красногубов побывал в лапах медведя, в него словно бес вселился. Не было ни одного дня, чтобы он не дерзил начальству, требуя прибавки к зарплате. На ком-нибудь из товарищей по работе беспричинно зло свое не срывал. Даже те из геологов, что, прежде, относились к Красногубову с большим уважением, так, как рука об руку с ним не одну версту по тайге отмахали, напрочь отвернулись от него. Это окончательно вывело из себя еще пару месяцев назад, казалось бы, вполне довольного собой и окружающими геолога. Недолго думая, написал Дмитрич заявление на расчет и был таков. Оставшись без работы, дни и ночи напролет он пролеживал дома бока на диване. Это длилось до тех пор, пока Красногубовы не продали все, что у них было в квартире ценного и имело спрос у покупателя, и по уши не влезли в долги. А долг, как известно, платежом красен. Жена Василиса, контролер проходной на местном заводе, зарплаты которой едва хватало, чтобы свести концы с концами, сколько могла, терпела безработного мужа.

– Витя, ты когда на работу устроишься?! – спросила она как-то у супруга. – В доме – шаром покати!

– Не твоего ума – дело! Поняла?! – рявкнул он на нее, не вставая со своего ложа.

– Да, чтоб тебе провалиться на месте! Паразит проклятый! – не выдержала в этот раз всегда спокойная и тихая нравом Василиса.

– Что?! Что ты сказала?!

Скрестив брови у переносицы, как шпаги, Дмитрич медленно поднялся с дивана. Не успела бедная женщина опомниться, как ощутила у себя на горле его дюжую пятерню. Сдавив гортань, он приподнял ее над полом. Болтая ногами в воздухе, и ужасно хрипя, она едва не отдала богу душу… Лишь, когда закатив глаза, она перестала дергаться в конвульсиях, опустив ее на пол, он разжал пальцы…

Примерно через полчаса Василиса пришла в себя. Но после этого случая они не разговаривали месяц кряду.

В очередной раз, получив зарплату, Василиса всю ее раздала на долги. Их было столько, что даже на хлеб ни копейки не осталось. Вновь занять денег больше было просто не у кого. При ее появлении прежние кредиторы в панике шарахались от нее, точно от прокаженной.

Тогда, помимо основной работы Василиса решила устроиться мыть полы в школе, располагавшейся неподалеку от дома. Но, проработав там пару недель, внезапно заболела. Причитавшийся за минувший месяц заработок ей тотчас отсрочили, как и полагалось по закону, до закрытия больничного листа. Что делать дальше, Василиса не знала!.. Когда от голода дети отощали так, что животы подвело и, не скрывая слез, плакали и катались по полу в истерике, нервы ее окончательно сдали. Она взяла бельевую веревку. Один конец завязала в петлю, другой перекинула через водопроводный кран над сливным бачком, крепившимся под потолком в туалете, и затянула крепким узлом.