Вахитов не увидел, как наперерез таежному монстру с охапкой горящего валежника в руках ринулся Юрский. Как, обжигаясь, он подошел к нему почти вплотную, размахивая пылающим «веником». Шерсть медведя взъерошилась. Если б Юрский промедлил еще секунду, кадьяк располосовал бы его когтями надвое. Николай со всех ног рванулся к реке, располагавшейся метрах в тридцати от него. Он даже не ощутил толчка в спину перед тем, как с разбегу плюхнулся прямо в воду…

Кадьяк не покинул лагерь. Зачем – реку зря баламутить, когда рядом с ним находилась более легкая добыча? Ударом лапы, будто молотом, он размозжил Вахитову череп. Также легко, точно высохшую сосновую ветвь переломил пополам ружье. Именно за этим занятием застал его Красногубов, выйдя из палатки… Медведь не различал чужаков ни по цвету волос и глаз, ни по росту. Но перед геологом, детине двух метров с гаком, впервые испытал легкое беспокойство. И теперь Дмитрич, готовый к смертельной схватке, стоял напротив хозяина тайги. Его немного подташнивало с похмелья. Осколки битого стекла здесь и там торчали из слегка примятой травы. Значит, в это не приветливое утро ему уже, едва ли, удастся похмелиться! Мошенничества, а, тем более, такого откровенного, сравнимого с наглым грабежом, Красногубов даже родному брату не простил бы, а не то, что этому без единого извива в башке таежному идолу.

Не к месту будь, сказано, но, за год ли, два до описываемой вылазки в тайгу к Красногубовым в гости повадился Гена – сосед по лестничной площадке. Большой любитель спиртного. Пронюхал, что хозяева самогон ставили. Денег в ту пору Красногубовым даже на прожитье не хватало, а не то, чтобы баловство какое себе позволить. И вот этот соседушка зачастил к ним в гости. Причем, как правило, приходил именно тогда, когда Дмитрич дома отсутствовал. Как заявится, так выклянчит бутылочку, другую в долг. Но долга никогда не возвращал. А потом уже и совсем обнаглел. Пользуясь тем, что, как обычно, хозяйка своим была занята, пока он один в кухне прохлаждался, принялся втихаря самогон воровать. Поймал жулика за руку Виктор случайно… Как-то сослуживцы пришли Василису с днем рожденья поздравить. Хватилась именинница, а самогона всего-то одна бутыль вместо положенных трех осталась. А, ведь, почти за месяц до именин Дмитрич этот самогон лично выгонял! Правда, еще на полулитру, купленную в магазине, раскошелились для пущей важности. Но все равно – не порядок.

– Ты что сама все вылакала? – допытывался Красногубов у супруги.

– Очумел, что ли? Или забыл: я ж не пью!

Когда толк процедили, в нем – Гена. Утром поздравить Василису жаловал. Взял Красногубов непочатую бутыль самогона и – к соседу. Тетатетовал с ним недолго. И вскоре вернулся на круги своя с пустой тарой, так как ее содержимым щедро угостил собеседника: весь самогон без разговоров влил ему прямо в хайло. Сперва Гена артачился, но после размяк от пользы. С тех пор к Красногубовым он – ни ногой.

Неотрывно глядя в бессмысленные зрачки кадьяка, Дмитрич неожиданно для себя почему-то припомнил этот случай. А, припомнив, с удивлением обнаружил, что ничего, кроме раздражения и нечеловеческой ненависти к косматому разбойнику, что закипала в его груди, он не испытывал. Не было даже капельки страха. Медведь приближался к геологу, раскачиваясь на громадных лапищах. Уверенный в себе он не торопился расправиться с ним. В правой руке Дмитрич сжимал рукоятку охотничьего ножа: если он не промахнется и ударит хищника точно в сердце, когда тот встанет на задние лапы, чтобы подмять под себя Красногубова, зверю – каюк! Медведь, словно разгадав замысел врага, неожиданно остановился.