Таким образом, в историческом процессе действуют две стратегии социотворчества, имеющие характер разнонаправленных векторов: одна из них охранительно-конструктивная, ориентированная на сущее, другая – разрушительно-деструктивная, с ориентацией на должное. Жизнь как реальность, требующая сохранения и упрочения жизневоспроизводящих ценностей, или жизнь как идеальность, взыскующая «царства Божьего» или «царства свободы, равенства и братства», – такова историческая коллизия, имеющая как универсально-цивилизационное, так и локально-цивилизационное измерение. В метафизическом смысле это выбор между временем и вечностью, между «здесь и сейчас» и «тогда и там». «Расколотость» бытия на реальное и желаемое, актуальное и потенциальное, сущее и должное является необходимым условием формирования ценностного сознания, заставляет человека расширять свою онтологию, превращая ценности, т.е. идеалы, в цели. Целеполагание, составляющее специфическую особенность человеческой деятельности, необходимо предполагает трансцендирование, выход культуры в мир смыслов, наделённых сущностными характеристиками.

По сути своей трансцендирование есть поиск и построение идеальной реальности и осмысление личного пути совершенствования. В этом качестве оно образует пространство интеллигибельной свободы, где не действуют нормы социально-идеологического характера. Трансцендентный мир чувственно не воспринимаем и не всегда может быть логически помыслен. Как безусловная реальность, он вне любых определений, и единственный способ его обнаружения и постижения – это умозрение. Все формы умозрения вырабатываются в том типе мышления, который разворачивается в форме метафизики.

Трансцендентная устремленность человеческого духа обоснована обеспокоенностью тем состоянием мира, которое застает личность, и проявляется в потребности найти способы его преодоления. Трансцендентное присутствует в имманентно-эмпирическом мире как бытийное стремление к тому, что за горизонтом наличного бытия, времени. Данное стремление лежит в основе идеи эволюции, прогресса, поскольку эта идея выражает уверенность, что каждый последующий момент лучше предыдущего в силу его преодоления.

Но трансцендирование, осуществляемое культурой, невозможно без способности включённого в культуру субъекта к трансценденции, то есть без умения человека относиться к социальным и историческим ситуациям с позиций надситуативных.

Из объекта истории человек превращается в субъекта, творца истории, открывающего для себя историческую перспективу. Становясь для самого себя предметом своей деятельности, человек развивает рефлексию, пытаясь обнаружить смысл не только своей личной судьбы, но и смысл истории. Гегель подчеркнул различие между «наивной», повествовательной историей, для которой рефлексия не характерна (рассудочная деятельность), и «философской всемирной историей» (деятельность разума). Во втором случае историческая перспектива недостаточна, разум озабочен поиском метаисторической перспективы, тех самых идеалов, которые имеют абсолютные значения, воспринимаются как непреходящие ценности, трансцендентные в своей сущности.

Идеальные символические формы, воспринимаемые как экзистенциальные абсолюты, ориентируют на вечное, заставляя изменять жизнь в надежде достичь глобально-исторических целей. Рефлексия, направленная на осмысление этих целей, результируется в виде панидеи, объем и содержание которой задается характером и направленностью поиска самоидентичности. Панидея может иметь универсальное измерение, и тогда она принимает вид абстрактной идеи, скажем, идеи всеобщего равенства и братства. Если же в панидее локальное преобладает над универсальным или сочетается с ним, тогда это национальная идея. Но, в любом случае, человек вынужден снова и снова задаваться тем самым вопросом, с которым Понтий Пилат обратился к Иисусу: «Что есть истина?»