Подобного бессмертного созданья.
Да! Жажда совершенства, что давно
Меня томила тайным жгучим ядом,
Я чувствую, теперь утолена.
О дети, как счастлив я упиваться
Недосягаемой красою этой.
О дети, я блажен теперь вполне.
     Ван-Дейк
Но кто ж творец картины этой дивной?
     Жорденс
Вот здесь монах какой-то пред Мадонной
Прилежно молится, я попрошу его
Позвать приора – тот наверно скажет.
Прикажешь ли учитель?
     Рубенс
Поскорей,
Мой милый Жорденс, сам я позабыл
Творца, его твореньем восхищенный.
     Жорденс
(обращаясь к монаху)
Честной отец, простите мне, что я
Молитву вашу перервать осмелюсь,
Чтоб вы приора к нам бы попросили:
Имеем важное к нему мы дело.
     Монах
Синьор, тотчас исполню вашу просьбу.
(Уходит.)
II
     Рубенс
Я человек, как все, пожалуй, зависть
Была бы мне доступна, но клянусь
Перед божественным созданьем этим
Безумно было бы завидовать, ведь <я>
Не вздумал бы соперничать в сиянье
Чудесных красок с радугой небесной
Иль с солнцем ослепительно блестящим.
Итак, я свету должен возвратить
Великий гений, чудом Провиденья
Спасаешь ты избранников своих.
(Входит приор.)106

На этой ремарке текст обрывается. Попытки откомментировать этот отрывок, т. е. найти источник и восстановить замысел незаконченной драмы, казалось, были обречены на неудачу. Поиски по названию драмы и по библиографиям литературы о Рубенсе результатов не дали. Разрешить эту эвристическую задачу помог фронтальный просмотр гимназических материалов.

В одной из общих тетрадей Мережковского-пятиклассника107, с заданиями по различным предметам, имеется черновой набросок прозаического текста на французском языке, крайне неразборчивый и грязный, с таким количеством правок и ошибок, что прочитать и понять его смысл, казалось, невозможно. Первое предположение было, что это extemporale – т. е. распространенный в гимназии тип письменных переводов без подготовки какого-то русского текста на древние или новые языки (в данном случае на французский). Никаких ассоциаций при расшифровке названия, написанного сразу с несколькими ошибками («Le chefdœuvre anonime» вместо «Le chef-d’œuvre anonyme»), также не возникло. Неоднократно возвращаясь к этому грязному черновику, с недописанными словами и прерванными на середине предложениями, удалось прочесть несколько первых фраз:

Un jour, <нрзб.> entrant [en] un couvent dans les environs de Madrid remarque un tableau qui le frappa du premier coup d’oeil par sa beauté extraordinaire. Il resta sans mot dire en regardant avec admiration et avec veneration les traits sombres à moitié effaces du tableau. Après quelques moments de silence il poussa un cri d’admiration…108

Отмеченное неразборчивое слово было именем собственным, но поверх него было вписано и вымарано жирными чернилами другое слово, под которым можно было условно разобрать только первые буквы, которые читались как «Ku». Однако прочитанное слово «Madrid» вызвало в памяти набросок детской драмы, что позволило скорее догадаться, чем прочитать имя собственное. Это было коряво написанное слово «Rubens».

С большой долей вероятности можно было предположить, что текст, легший в основу этого черновика, был источником наброска стихотворной драмы «Погибший гений», а французский текст, как мы первоначально предположили, являлся переводом какого-то русского текста, под условным названием «Безымянный (анонимный) шедевр».

Источник удалось найти, обратившись к «Программе по французскому языку», сохранившейся в фонде третьей гимназии. Работа в пятом классе выглядит таким образом (корявость стиля объясняется тем, что программу писал не носитель русского языка):