Вдруг лошадь испугано дёрнулась в сторону. На дороге лежало какое-то препятствие. Александру показалось, впереди что-то шевельнулось.

– Ты кто? – грозно спросил он.

– Рядовой Прохин, – ответил голос из темноты. – Шестой сапёрный.

Услыхав о шестом сапёрном, Александр тут же соскочил на землю и подошёл ближе. Человек сидел прямо посреди дороги.

– Ради Христа, воды у вас не будет. Хотя бы глоток.

– Нет, – ответил Александр. Он не взял с собой фляги. Даже не подумал об этом впопыхах. – А почему ты сидишь?

– В ногу ранен.

– Где?

– Вот здесь, выше колена. Фельдшер перевязал и велел идти к Севастополю. Пока мог, шёл. Да только повязка кровь не держит. Нога опухла – не дотронуться.

– Послушай, а ты прапорщика Кречена знаешь?

– Так точно. В его роте состою.

– Что с ним! – чуть не сорвался на крик Александр.

– Не могу знать, ваше благородие. Последний раз видел, когда мы с Владимирским полком в эполемент отступили. К нам бомба прилетела. Вот, меня она с ног и сшибла взрывом.

– А прапорщик Кречен? Где он тогда был?

– В двух шагах от меня. Что потом произошло, я не знаю. Меня владимирцы под руки подхватили и уволокли.

Неужели Пашку убило бомбой? – ужаснулся Александр. – А вдруг, выжил? Вдруг, только ранен? Этот же солдат выжил.

– Ты идти совсем не можешь? – спросил Александр.

– Никак.

– Давай, помогу тебе подняться, ложись поперёк седла. Найдём ближайшее селение, там тебя оставлю.

– Дай Бог вам здоровья, ваше благородие.

Александр помог солдату встать, подвёл его к лошади, взвалил на седло.

– Ружье подайте, ваше благородие, – попросил он.

– Брось ты его.

– Не могу, ваше благородие. Уставом приписано: не бросать оружие. С ним я не одну версту прошёл. И бьёт оно отменно.

– Хорошо.

Александр подобрал ружье и отдал солдату.

***

Наконец засветился краюшек луны над горизонтом. Стало хоть немного видно впереди. Александр шёл медленно; дорога была вся в рытвинах и кочках. Солдат лежал поперёк седла на животе, кряхтел, стиснул зубы, стараясь сдерживать стоны.

Впереди мелькнуло что-то светлое, как будто отблеск луны в воде. Нет, не отблеск. Вроде бы – огонёк. Показалось? Нет, не показалось. Если смотреть прямо – ничего не заметно, а чуть в сторону, краем газа улавливается слабое свечение. Подойдя ближе, Александр увидел не далеко от дороги невысокое тёмное строение, возможно хижина пастуха. Двери не было. Внутри едва тлели угли в очаге. Александр направился к хижине. Заметил сбоку большую двуосную татарскую арбу, нагруженную каким-то скарбом. Две стреноженные лошади паслись неподалёку. Александр накинул уздечку на сук корявого деревца и вошёл в хижину.

Стоял кисловатый запах, какой обычно бывает там, где давно никто не жил – запах запустения. Пол земляной. Посредине очаг, сложенный из камней. На углях шипел закопчённый медный чайник. Перед очагом, сложив ноги по-турецки, сидел старик в белой фесе. Лицо у старика было круглое с жиденькой седой бородкой. Под глазами мешки. На теле, поверх белой шёлковой рубахи, суконный жилет, расшитый татарским узором. В руках он держал пиалу с чаем.

– Мир дому твоему! – сказал Александр.

– Дом не мой, и мира в нем нет, но все равно, спасибо, путник. Проходи, я напою тебя чаем, – ответил он тихим ровным голосом.

– Там, снаружи раненый. Я его приведу.

– Тебе помочь?

– Нет, сам справлюсь.

Александр вернулся. Снял с седла солдата и помог ему зайти в дом. Усадил возле стены. Старик протянул солдату пиалу.

– Осторожно. Горячий, – предупредил он и вновь опустился на своё место.

Алексей сел напротив, снял фуражку и вытер платком лоб.

– С Альмы едешь? – спросил старик.

– С Альмы, – кивнул Александр. – Брата искал.