– Но позвольте, а как же князь Пётр Дмитриевич? – напомнил Тотлебен.

– Вы о генерале Горчакове? – усмехнулся Меньшиков. – Какой толк от этого героического старичка? Храбрости ему не занимать, согласен, но, Эдуард Иванович…. – Меньшаков напряг скулы. – Давайте говорить честно: командир из него – никакой. Уж очень он нерешительный, соображает долго. А на поле боя решения должны приниматься в секунду. Не знаю, не знаю, – покачал он головой. – Вот, служил наш уважаемый Пётр Дмитриевич генерал-губернатором Западной Сибири, ну и служил бы дальше. С чего вдруг государь на старости лет его прислал ко мне в армию? Чувствую, натворит он дел.

– У Петра Дмитриевича хороший боевой опыт, – попытался Тотлебен сказать слово в защиту Горчакова. – Все же, Турецкую войну прошёл, на Кавказе воевал успешно….

– Опыт…. Конечно…, – зло усмехнулся Меньшиков. – Недавно я проводил манёвры под Севастополем. Если бы вы присутствовали на них, у вас бы волосы встали дыбом. Никто ничего не знает. – Меньшиков чуть не перешёл на крик. – Резервные батальоны мне прислали. Половина солдат ружье зарядить не умеет. Гусары в парадном строю смотрятся изумительно, но даёшь команду: развернуться поэскадронно, – сразу куча-мала. Саблей рубят, что дубиной машут. Им говоришь: по уставу колоть надо, а они устав в глаза не видели. Армию обучать надо. А когда? Враг уже, вон, в Евпатории. Учиться нам придётся, как плохим актёрам, – по ходу пьесы. Поэтому, Эдуард Иванович, никаких контратак. Мне надо сохранить то, что есть до подхода подкрепления, а не на убой пускать последних.

***

К вечеру ветер нагнал тучи. Зарядил ливень. Солдаты прятались в палатках и шалашах. Костры шипели, заливаемые дождём. Лошадей отвели в овраги и старались укрыть под деревьями.

Дежурный адъютант заглянул в палатку Меньшикова, доложил, что к главнокомандующему прибыл генерал Хрущёв. Вошёл невысокого роста, плотный офицер, пятидесяти лет.

– Слушаю вас, Александр Петрович.

Меньшиков нависал над небольшим походным столом, на котором была расстелена, видавшая виды, штабная карта. На карте лежало несколько карандашей разного цвета.

– Ваше сиятельство, прошу разъяснить мою диспозицию.

– Что вам непонятно? – спокойно спросил Меньшиков.

– Я определён в резерв. Почему? Волынский полк один из лучших в дивизии.

– А вы хотите в первую линию? Подойдите сюда, – попросил Меньшиков, указал на карту. – Вы преподавали стратегию, как мне помнится. Могли бы высказать свои соображения?

Хрущёв нерешительно сделал шаг к столу. Снял фуражку, стряхнул в сторону дождевые капли. Взглянул на карту.

– Я бы укрепил высокий берег на левом фланге, – сказал он. – Вот здесь, где река выходит к морю. Поставил бы несколько батарей.

– А если нас обойдут с правого фланга и прижмут к морю?

– Можно будет закрепиться возле телеграфной башни.

– И потерять дорогу на Севастополь. А ещё вы забыли, что с моря нас могут обстрелять вражеские корабли.

– Берег высокий. В устье Альмы мелководье. Корабли не смогут подойти близко, да и стрелять прицельно с моря неудобно.

– А пароходы? Осадка меньше, орудия верхней палубы на подвижных лафетах….

– Тогда, чтобы не обошли с правого фланга, надо растянуть линию.

– Растянуть линию, – нехотя согласился Меньшиков. – Посмотрите на позицию. Длина её примерно такая же, как при Бородино, около семи вёрст. Сколько у Кутузова было штыков?

– Больше ста тридцати, если включать ополченцев.

– А у меня чуть больше тридцати, и ещё неизвестно, поспеет ли вовремя Московский полк. Как я растяну линию фронта? А противник превосходит меня силами в два раза. Правильней было бы нам прижать его к морю.