– Это сабля моего деда, – с гордостью ответил Павел.

– Хм! – татарин призадумался. – А не покажешь мне клинок, уважаемый? Уж больно знатное оружие.

Павел вынул наполовину клинок из ножен. Незнакомец взглянул на клеймо.

– Мастер Джамал, – с уважением качнул он головой. – Этому клинку лет двести. Так, из какого рода твой дед?

– Из Текеевых.

– Ого! Из Абхазских или из Аджарских?

– Из Карачая.

– Вот он что! – Татарин внимательно вгляделся в лицо Павла. – В тебе течёт кровь соратников великого Карчи?

– Простите, я не знаю, кто такой Карча.

– Неужели дед тебе не рассказывал?

– Дед мне мало что говорил о своей родине. Но, как – дед, он брат моей бабушки.

Незнакомец понимающе кивнул.

– Хан Карча очень давно с преданными ему воинами ушёл из Крыма, чтобы основать новый народ. После долгих странствий осел на Кавказе.

– А вы? Могу я спросить ваше имя, эфенди?

– Зови меня Мусса. Уже – дед Мусса, так называют меня внуки. Прости, что дерзко говорю с тобой, но я из знатного рода. Я не эфенди, я – паша или бей, как тебе удобней меня величать.

– Простите.

– Да, ничего. Род тебе мой ничего не скажет. Мои предки были воинами и служили ещё при Гиреях. Однако с тех благословенных времён прошло очень много, много лет. Ну, пойдём, эфенди (могу я тебя так называть?), покажу дворец. Хотя, по взгляду твоему понял, что тебе он показался убогим жилищем. Верно? Ты удивился, когда вошёл: неужели в этом месте жили могущественные, грозные ханы? А, ведь, здесь когда-то золото валялось под ногами, словно опавшие листья. Ты сам откуда родом? Хоть взгляд у тебя гордый, как у орла, но на горца Кавказа не похож.

– Я из Петербурга.

– Ах, оно и понятно, – кивнул Мусса, как будто догадывался. – Великий город. Константинополь северного царя. Наш Бахчисарай по сравнению с Петербургом – жалкий аул. Я служил как-то в Крымском эскадроне при царском дворе. Как же, помню: каменные дворцы, огромные залы, все в золоте и хрустале…. Однако, холод и сырость не для меня. Часто болел и решил вернуться на родину.

– А что можно посмотреть во дворце ханов Гиреев? – поинтересовался Павел.

– Многого тебе не покажу. Был бы ты правоверный, я бы открыл твоему взору все тайны этого дворца. Но тебе он напоминает конюшню.

– Я такого не говорил, – возмутился Павел.

Мусса в ответ только хитро взглянул на гостя с искоркой презрения и процитировал:

Безлюден пышный дом, где грозный жил Гирей.

Трон славы, храм любви – дворы, ступени, входы,

Что подметали лбом паши в былые годы, —

Теперь гнездилище лишь саранчи да змей.

– Красивые стихи, – удивился Павел.

– Поляк один как-то гостил у нас в Бахчисарае. Он очень восхищался дворцом. Видишь те отвесные скалы? – указал Мусса на гору за дворцом. – Чуфут-Кале. Хан Хаджи-Гирей построил под этой скалой первый деревянный Сарай-Ашлама. Вон, прямо под тем острым выступом. Потом Сахиб-Гирей решил здесь разбить райский сад, заодно возвести роскошный дом для отдыха. Уж больше трёхсот лет прошло.

– Неужели этому дворцу триста лет? – не поверил Павел.

– Да. Но ты не думай, что его вот так, сразу и построили. Горел он не раз. Переделывали его ханы под свой вкус. Теперь Хан-Сарай такой, какой есть.

– А почему дворец наполовину деревянный? Прочему не из камня?

– Ах, ты вспомнил Петербург, – снисходительно усмехнулся Мусса. – У нас не строят дворцы из камня. Камня кругом полно. Из камня и глины бедняки лепят свои сакли. А дерево – материал для строительства ценный. Потом, дерево – оно живое, даже когда срубленное, а камень – всегда мёртвый. Из камня хорошо надгробия делать или склепы. Кому уютно жить в склепе? Ах, да, прости, у вас всё из камня строят.