– Марсовые мы, Павел Степанович. Срок отслужили, да поселились тут в Корабельной слободе.

– Чего хотите?

– Нужда у нас. На торговые суда нынче не устроиться – времена тревожные. Рыбаки боятся в море выходить: говорят, англичане всех задерживают. Без дела сидим. Дозвольте нам пристроиться к флоту, хоть за какие копейки.

– Ну, куда же я вас возьму? Снова в марсовые вы не годитесь. В ластовый экипаж, если только. В адмиралтейство ходили?

– Ходили. Без толку, – жаловались старые матросы.

– Подойдите в арсенал. Скажите: я послал. Есть во дворе арсенала телеги ломаные. Сможете починить какую из них?

– Так, руки на месте. Починим! – обрадовались матросы.

– Вот и хорошо. Лошадь вам дадут. Распоряжусь, чтобы вас приписали к рабочим ротам. Извозом заниматься будете.

– Благодарим премного, Павел Степанович!

– С Богом! Ступайте.

***

Вечером капитан Бутаков, а вместе с ним мичман Кречен, подошли к одноэтажному аккуратному дому на Екатерининском бульваре. За ними следовал ординарец капитана, бравый матрос, неся корзину, в которой весело позвякивали тёмные бутыли. Остановились перед небольшой дверью с массивной бронзовой ручкой. Из-за двери слышались звуки пианино, доносился аппетитный запах жареного мяса с луком. На стук, дверь открыл адъютант Нахимова, мичман Колтовский.

– Проходите, господа, – пригласил он.

Гостиная была небольшая. Три высоких окна выходили в сад. Из мебели: книжная этажерка с разноцветными потёртыми томиками, рядом тяжёлый комод. По стенам гравюры с морскими пейзажами. У противоположной стены от комода располагалось пианино. Вокруг собралось несколько офицеров. Играл молодой лейтенант. Нахимов заметил гостей.

– Прошу, господа, – подошёл он. – Что вы там принесли? Григорий Иванович, – неодобрительно покачал он головой, заглядывая в корзину. – Вино? Куда нам столько?

– Павел Степанович, оно же молодое, как компот, – оправдывался Бутаков. – Я всегда покупаю у одного старого караима. Уж он в вине толк знает!

– В столовую отнеси, – показал он матросу на дверь в соседнюю комнату. – Вот и славно посидим. Савелий гороховую похлёбку с барашком приготовил.

– Ох, Павел Степанович, у твоего Савелия чудесная похлёбка выходит.

– Сейчас ещё кефали жареной принесут. Знаю, что ты её не любишь, но камбалу не достали.

– Ну, почему же? – возразил Бутаков. – Люблю, просто, когда на берегу торчу, так чуть ли не каждый день мне хозяйка кефаль готовит. Сам скоро в кефаль превращусь. Она из крымчаков, упрямая. Я говорю ей: свинины свари. Она ругается сразу: свинина грязная, собака грязная. Ну, хорошо, барашка. Барашек ей дорого. Камбалы, говорю, нажарь. Камбала для неё вонючая. Никак не угодить.

В дверях появился ещё один офицер. С порога сообщил:

– Сейчас Истомин с Корниловым обещали быть.

– Как, и Владимир Алексеевич будет? – удивился Бутаков. – Он же домосед, каких свет не видывал.

– Скучает нынче Корнилов. Елизавету Васильевну в Николаев с детьми отправил. Тоскливо сидеть одному в пустом доме, – объяснил Нахимов.

Павел чувствовал себя немного скованно в новой компании. Все смуглые от южного солнца, живые, разговаривали громко, открыто. В Английском флоте офицеры, в большинстве своём, надменные, закрытые, чопорные….

Он принялся разглядывать иконы в углу у двери. Потом его заинтересовали сувениры, стоявшие на комоде. Большие перламутровые раковины, индийские слоники, вырезанные из кости, пузатый китайский болванчик с хитрой улыбкой, черепашка из зелёного камня. Посредине в золочёной рамке стоял портер адмирала с волевым лицом и строгим взглядом. Перед портретом лежал старый морской кортик в простых ножнах.