Берложий мрак, в хаос непроходимый,

В густые дебри, в гнилостный развал,

В насквозь пропахший сукою текущей

Валежник свой сопревший… но – влекущий!

И снова по ночам затосковал…

……………………………………………………

……………………………………………………

…однажды, знаешь, я в себе услышал:

Что это значит: «Из себя я вышел»?

Что это значит: «Душу отвести»?

Есть, значит, Тот, внутри меня живущий,

В меня глядящий, и меня ж зовущий

Куда-то выйти?.. Иль совсем уйти?

И, значит, «некто третий» есть – его-то,

А не кого-то плотского, кого-то

Другого, может, «третьего» зовёт

Какой-то «первый» – выйти… но откуда,

Из тьмы, из крови, душу из-под спуда

Освободить, разьять телесный свод?

А плоть, она, выходит, здесь – «вторая»

В триаде этой: кровью запирая

Тех двух, незримых, буйствует – «Не сметь!

Я главная! Я посредине мира!

Вам только дай свободного эфира,

И выйдете, и это будет – смерть!..

……………………………………………..

……………………………………………..»

(Здесь идут рассуждения, споры «Второго Героя» и Настёны о сущности творчества, о древнем грехе человека. Восстановлена часть. Другие разрозненные куски см. в Приложении. Подглавка 10. «Настёна». ).

…………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………

«…одни

В глуши своей блаженствуют безгрешно

Старушки, старички… ну, есть, конешно,

Другие… но блаженны лишь они —

Пульхерии, Бавкиды, Филимоны…

Так хороши, светлы и умилённы,

Что поневоле выступит слеза,

Когда иные, «яростные» лица

На фоне их блеснут – самоубийца,

Герой-любовник, мститель и гроза…

А может, гений оттого и гений,

Что чарам чужд соитий, средостений

Души в давильне крови и тоски?

Чужд измельченью мира золотого

Разбрызгиваньем семени святого

На мизерные, бледные мирки?..

Он свет, а не послед, стопою бренной

В мирах не наследит он, по вселенной

Шаги его прозрачны и легки,

Он сам в себе руду переплавляет,

Наследников и школ не оставляет

Всем чаяньям и вздохам вопреки…

…………………………………………………….

…………………………………………………….

…горел стручок, на солнце вызревая,

Божественные ядра наливая,

Зелёные, как в листьях фонари,

Он только вызревал ещё, но где-то

Уже таилась Вора иль Поэта

Тень хищная – не дав созреть зерну

И пасть, и встать великим вертоградом,

Тень проросла сквозь изгородь, и хладом

Остановила Вечную Весну.

И репнул, не дозрев, стручок, и зёрна

Иссохнув, покатились вниз покорно

В разинутые, алчущие рты,

И захрустели на зубах, и крохи

Пошли пересыпать века, эпохи…

Вот так и Слово репнуло…»

……………………………………………………..

…………………………………………………….

(Здесь вновь перебивает «Второго Героя» Настёна со своей больной мыслью о грехе повального распложения и перенаселения земли.).

«…ты посмотри: влюбленные порой

На жизнь свою накладывают руки —

От довременной, светоносной муки,

От горькой невозможности второй,

Единственной своей сыскать частицы…

И если вдруг привидится, помстится:

Вот, вот она! – Сверкнула, обожгла,

Но он не люб, не мил ей отчего-то, —

В восторге чистом жертвенного взлёта

Он предпочтёт спалить свои крыла

И даже смерть…

когда-нибудь, быть может,

Когда их светлый дух опять встревожит,

Счастливей будет встреча, а теперь…

Теперь: вот главный подвиг искупленья

Взаимной слепоты – шаг удаленья,

Уйти, и притворить тихонько дверь…

…………………………………………………….

…………………………………………………….

…не странно ли тебе, что я, шлюшонка,

И, в общем-то, пропащая душонка,

Да-да, не суетись, не хлопочи,

Как будто я своей не знаю меры,

Несу такие странные химеры?

Не отвечай, пожалуй. Помолчи.

Сама скажу. И повторюсь, пожалуй:

С кем пожелаю – лягу!.. Только жалость

Ведёт меня и держит на земле.

Я знаю, это свыше мне положен

Такой вот путь… и ты меня не должен

Винить в распутстве, глупости и зле.

Я, может быть, хранительница мира,

Жена и Мать – для всех, мне нет кумира,