Суматоху, что должна была подняться на площади, она тоже предвидела; больше того – планировала использовать ее в собственных целях. К группе, что ощетинилась сейчас у самой стены короткими дулами «Узи», она приближаться не стала. Николай с сыном были далеко от застывших вип-персон с растерянным (Михаил Сергеевич) и напряженным, готовым дать немедленный отпор (израильский министр) лицами. Наталья буквально выдернула Емелянова из застывшей у Стены плотной людской массы и толчком в спину придала подполковнику начальное ускорение.

– Бегом за Лидкой и домой! – прошипела она в короткое, без отгрызенной мочки, ухо голосом, от которого бледнели даже генералы, – Кольку не потеряй.

Конечно, идеальным вариантом было бы самой найти Лидию, и увезти всех, а главное мерно сопящего мальчугана, в безопасное место. Но тут уж надо было выбирать – или положиться на опыт бывшего «афганца», подполковника Московского СОБРа и последовать за той самой толстой нитью, которая уже удалялась от площади, или…

Ноги сами сделали выбор, направив Мышку, на которую уже стали изумленно оглядываться, с запретной для женщин территории. Направили со скоростью, которую тренированный СОБРовец при всем желании развить не мог; тем более с ребенком на руках. Десяток секунд – и она выскользнула из толчеи. Но за пособником, а может быть координатором террористов, не помчалась. Ирина Рувимчик в Иерусалиме была не первый раз. И по мере возможности (точнее необходимости) изучила центральную, историческую часть города. Впрочем, в этом городе вообще все дышало историей. И древний храм, с портика которого на спешащую, но внешне очень напоминавшую сейчас восторженно глазевшую по сторонам туристку, Наталью строго посмотрел кто-то из святых; и низенькая оградка, за которой застыл в тягучей жаре оливковый сад. Мышка огладила самое старое здесь дерево, чудовищно толстое для оливы. Конечно, навыки мастера леса тут, в Израиле были применимы очень избирательно, но она почему-то верила, что этой оливе больше двух тысяч лет, и что ее, быть может, действительно поливал Иисус Христос.

– Ну, хотя бы видел его; одарил благодатью, – улыбнулась Наталья, – вряд ли у него было время заниматься садоводством и огородничеством.

Этой улыбкой она невольно успокоила грузина, оглянувшегося сейчас по сторонам, прежде чем сесть в маленький автомобильчик, притормозивший здесь в нарушение всех правил. Мужчина явно устал; его носатое загорелое лицо сейчас переполняла не только скрытая тревога, но и чувство облегчения. Он, быть может, ожидал, что сейчас в него вцепятся длинные и неумолимые руки Моссада. Теперь же, после полутора часов бесцельных, на первый взгляд, блужданий по залитым пеклом улицам он решил, что опасности нет. Что люди, кишевшие кругом – да хотя бы вот эта европейская туристка, переносящая эту самую жару еще хуже него и потому сейчас улыбнувшаяся ему как-то очень жалко – никак не могут быть тайными агентами спецслужб.

Останавливаться рядом, даже с каким-нибудь вполне естественным вопросом уставшей от беспощадной жары туристки Наталья не стала; не захотела и проводить здесь захват. Здесь – это на многолюдной улице. Не потому, что стеснялась, или боялась оскорбить взоры паломников жестокой картинкой – могла оформить все красиво и вполне благообразно.

– Но зачем? – задала она себе вопрос, и сама же ответила, – зачем, если эта нитка еще не порвалась, и продолжает вести меня в логово… Пауков? Змей? Не зайчиков точно!

Она расслышала, как грузин отдал водителю нервный приказ; причем на языке, который никак не ожидала сейчас услышать – на пушту: