об этом труде Святогорца, и успел снискать благоволение таких светил архипастырей наших, как Филарета Московского[27], Иннокентия Одесского, Никанора Петербургского и других. В Москве, в Петербурге и других городах имя Святогорца сделалось хорошо известным, и о. Серафима везде встречали с распростертыми объятиями, как дорогого и желанного гостя[28]. В Одессу о. Серафим прибыл 10 января 1851 года по пути в Афон, где в 1853 году 17 декабря он и окончил дни своей жизни. Его приезду «были рады» все юные паломники, жаждавшие из живых красноречивых уст слышать вдохновенное слово о цели своих юношеских благочестивых стремлений, но более всех, конечно, свидания с о. Серафимом желал Михаил Иванович. Он в тот же день, как узнал о приезде о. Серафима, «ходил к нему и беседовал с ним долго». О чем была беседа этого молодого энтузиаста с опытным и бывалым старцем, догадаться не трудно. Можно с уверенностью сказать, что о. Серафим имел перед собою самого внимательного слушателя, ухо которого не проронило ни единого слова увлекательного старца. Михаил Иванович полюбил о. Серафима всею своею душою, привязался к нему и почти ежедневно, как это видно из дневника, бывал у него на беседах, иногда даже и с прочими своими спутниками. О. Серафим в свою очередь тоже полюбил своих молодых слушателей и дал о них весьма лестный отзыв в одном из своих писем[29] со Святой Горы.

3 января, наконец, было получено разрешение на выезд за границу. Михаил Иванович и его спутники занялись сборами и приготовлением к путешествию. Сборы шли медленно, так как торопливость была излишня ввиду того обстоятельства, что карантинная гавань, покрытая льдом, очистилась от него 22 января. 23 января были упакованы вещи, сделаны все необходимые распоряжения, отслужен в церкви Петра и Павла напутственный молебен, написаны и отправлены письма к родным, причем Михаил Иванович в письмо к родителям[30] вложил и свой дагерротипный портрет, который он сам называет «удачным»[31]. Около четырех часов пополудни все путешественники вступили на палубу морского парохода. Час разлуки с родителями, с родиною для путников, впервые намеревающихся плыть по морю, был тяжел и сопровождался возгласами: «Прости, Россия! Прости, родина святая, родители и родные!», «Быть может уже судьба не столкнет с вами!» Для многих из спутников эти возгласы были пророческими.

Дорога до Константинополя была тяжелая для Михаила Ивановича и его спутников. Пароход долго выбивался из льда, загромоздившего гавань, а когда вышел в открытое море, то попал в страшную бурю, причинившую неопытным путешественникам невыносимо тяжелые страдания, посреди которых они готовились к смерти и давали обещания, взывая ко всем святым о помощи. Но как только пароход вошел в Константинопольский пролив и опасность смерти миновала, то в путниках снова воскресли надежды благополучно достигнуть желанного конца, и они с жадностью упивались прелестями и очаровательными видами пролива и самого Константинополя, вперив свой взор в шпицы минаретов Св. Софии. Действительность и знакомство с внутренностью города несколько разочаровало наших паломников в его прелестях, но душа молодых энтузиастов была переполнена сильным желанием видеть святыни этого многострадального города, чтобы им поклониться и в достаточной мере насладиться их личным созерцанием. В новом семихолмном Риме поэтому не осталось ни одной, можно сказать, пяди земли, которую бы они не исходили своими ногами, не было ни одного более или менее замечательного в религиозном или археологическом отношении здания, которое бы они не осмотрели, в котором бы они не побывали и нередко даже по два раза.