Из приездов в Тулу на дальнейшую судьбу Михаила Ивановича оказал самое сильное влияние его приезд в 1845 году, в июле месяце, когда в Туле жили уже родители. Из дневника нам лишь известно, что в это время он упросил брата Ивана Ивановича поехать за него в Ильинскую, а «сам остался дома с дедушкой и что жить ему было лучше, потому [что] маменька жила». Можно бы думать, что это улучшение жизни заключалось в том, что его перестали бранить и оскорблять «старшие», но, как мы знаем из других достоверных источников, сам Михаил Иванович имеет в виду улучшение иного и более для него приятного свойства. В это время произошло самое тесное и самое интимное сближение между матерью и сыном, которое потом заочно не прерывалось до конца жизни у обоих. Здесь поистине, можно сказать, мать нашла себе сына, в свою очередь любящий сын нашел нежно любящую кроткую мать с душою ангельской чистоты и с непорочным сердцем. Пунктом сближения послужила редкая общность религиозных убеждений обоих и замечательное сходство их характеров. Михаил Иванович очень немало унаследовал симпатичных черт характера своей матери. Набожная Феодосья Петровна не без материнской гордости смотрела на своего красавца и умника сына. Начитанный в Слове Божием и в душеспасительных книгах, побывавши во многих местах России, замечательных своими святынями, узнавший несколько жизнь на практике, Михаил Иванович был для своей религиозной матери, чуждой житейской суеты и всего, что вне дома, весьма приятным и желательным собеседником. Его одушевленная живая речь действовала на доброе сердце Феодосьи Петровны самым благотворным образом, и она в самое короткое время успела узнать и полюбить Мишу так, как не знала и не любила его в годы детства. В уме счастливой, набожной матери уже промелькнула мысль: «Авось она дождется счастия и увидит одного из своих сыновей молитвенником, монахом!». От этой одной заветной мысли сердце матери наполняется восторгом и ее Миша становится в глазах ее еще милее и любезнее и дороже ее сердцу… Но живой и впечатлительный юноша быстро переходит в своих беседах с одного предмета на другой. После рассказов о киевских святынях, «ангелоподобных» киевских подвижниках и т. п., растрогавших до умиления, до слез набожную Феодосью Петровну, Михаил Иванович быстро переносится своей мыслью, как быстры были его переезды с одного места на другое, в Харьков, Тамбов, Воронеж и т. д., и начинает вести повествование о своих развлечениях, танцах, ухаживаньях за барышнями и т. п., и у бедной Феодосьи Петровны быстро высыхают слезы, сердце ее сжимается от страха за непорочность его души и тела и моментально меняется прежняя мысль на другую, менее для нее симпатичную. «А что ни говори, время и женить парня. Долго ли до греха». Осторожно и любовно она выпытывает и узнает внутреннее состояние души своего сына и как бы к случаю ведет речь о том, как следует молодому человеку «оберегать себя до брака от плотских страстей». «„Когда и жених и невеста оба вступают в брак девственными – ангелы Божии радуются на небесах и невидимо летают над брачным ложем их“, – говорила ему мать, и эти слова ее производили на юношу, по его собственному мне признанию, – пишет К. Леонтьев, – глубокое впечатление. И думал, – говорит он мне с чувством, – что если я согрешу, то не только навлеку на себя гнев Божий, но и мать жестоко обижу, а мне и вспомнить об этом было даже больно“»[14]. И вот, несмотря на свою увлекающуюся молодость, внешнюю красоту, общество женщин, среди которых он проводил большей частью время, круг товарищей, далеко не отличающихся чистотой нравов, и всегдашнее довольство в денежном отношении, Михаил Иванович, под такими убедительными увещаниями своей матери, оставался в миру невредим и «девственность свою строго хранил», а потом впоследствии, в сане уже игумена, как это известно всем знавшим покойника, явился красноречивым и горячим проповедником девственной чистоты и супружеского целомудрия в нашем современном обществе. «И само даже мирское юношеское воздержание его было еще потому особенно ценно, – прибавляет К. Леонтьев, – что он, по всеобщему свидетельству, смолоду был красавец. Много легче тому вести себя скромно, на кого и глядеть никому нет особой охоты, но красота целомудрию великий противник. Может ли не чувствовать молодой человек, живой от природы, что он очень красив и что понравиться женщине ему вовсе не трудно?»