Хорошие расчеты. Еще бы разгадать парадоксы глобального бытия. В чем и помогает нам эксперт.
Вселенная сверху
Желание нарисовать дерево, просто дерево, как это делают европейские мастера, соединилось с желанием посмотреть на вселенную сверху…
Орхан Памук «Меня зовут красный».
Как только стало известно имя Нобелевского лауреата 2006 года – Орхан Памук, – книгоиздатели объявили его «одним из лучших ныне писателей». Знатоки взрастившей его словесности уточнили, что это «самое яркое явление турецкой литературы за все время ее существования». Премия присуждена «за поиск души меланхолического города – Стамбула», – и читатели действительно находят очарование в стамбульских очерках: просвечивают горизонты – мифология сквозь воспоминания, явь сквозь сон, фантастические видения сквозь достоверные реалии «города и мира»…
В большом «красном» романе Памука, над которым он работал все 90-е годы, меньше «города» и больше «мира». Но та же уникальная способность показывать одно сквозь другое.
Европа – сквозь Азию. Реальность – сквозь миф. Конкретное, реально растущее дерево – сквозь древеса, вечностью отшлифованные в сознании.
В романе действует мальчик по имени Орхан; имя, разумеется, не случайно: именно этому мальчику предназначено «записать» рассказываемую «историю» так, «чтобы она была интересна». То есть: «развлекаясь словесными играми, соревнуясь в иносказаниях, двусмысленностях и метафорах», – так, чтобы получилась «не очень правда, но и не очень ложь» (замечательная самохарактеристика Памука-писателя, если говорить о поверхности текста).
Поверхность занимательна и головоломна. Рассказчики меняются – слово дается не только живым, но и мертвым (зверски убитым) участникам действия. Такая стереофония в мировой литературе не новость: классический пример – «Расемон» Акутагавы, можно вспомнить и «Лунный камень» Коллинза, но четыре евангелиста останутся вне конкуренции. Памук работает с профессиональным блеском, но это для него не самоцель: задача глубже.
«История», рассказанная в романе, происходит за три с половиной века до рождения этого Орхана, то есть автора. Сквозь 1950-е (годы его детства) просвечивает время, когда османы, разгромившие византийцев, еще только утверждаются на их земле. Главное же – сквозь то и это время просвечивает вечность.
С точки зрения вечности – жизнь рассыпана на фрагменты, на бесконечно повторяющиеся сюжеты, на листки рассыпавшейся книги; эти листки летают, кружатся, встречаются, не опознавая друг друга, и только мастер-художник способен соединить их – по ведомым ему вечным признакам.
Нарисованное обладает способностью магического «наведения». Чуть изменишь на рисунке черты красавицы – и в реальности она разлюбит своего героя. Нарисуешь смерть – погибнешь. Спрыгнет с твоей кисточки на бумагу шайтан – и убедит тебя в том, как прекрасно убить собственного отца…
«И из-за этого вздора они убивают друг друга»?!
Именно. Красный цвет разливается по изящным, скрупулезно выписанным миниатюрам: рубин горит на эфесе сабли; красное покрывало скрывает от чужих глаз невесту; красные чернила смываются в воды Тигра с брошенных в реку книг; с красной краской смешивается вытекающая из жил кровь… «Есть только красный цвет, и только ему можно верить». Не очень ловкое (в переводе В.Феоновой) заглавие программного романа Памука – «Меня зовут красный» – точно передает ауру повествования, пронизанную мотивами страдания, насилия, гибели… иначе говоря – конца света.
Откуда это ощущение?
Здесь мы подходим к осмыслению главной коллизии Памука. Запад – Восток… Одно просвечивает сквозь другое. «Когда я на Востоке, я хочу быть на Западе, а находясь на Западе, стремлюсь на Восток». Естественное желание, когда видишь оба берега Босфора… Шайтан – вот кто все разделяет, Аллах же все объединяет. Но объединяет так, что именно ему, Аллаху, «принадлежат и Восток, и Запад».