Все это приводило к тому, что общие контуры Евразии, какими они виделись античным географам и картографам, сильно отличались от реальных: размеры Северной Евразии в значительной степени скрадывались. Евразия оказывалась без Скандинавии, при этом Балтийское побережье как самое северное и продолжающееся на восток практически по той же широте отрезало всю Северо—Восточную Европу.[9] Восприятие Каспийского моря как залива океана приближало океан к каспийскому устью Волги, при этом отсекалась практически вся территория Сибири, Дальнего Востока, Китая и Юго—Восточной Азии, хотя и предполагалось, что Северный океан тянется до соединения с Восточным.

Таким образом, северный предел Евразии в представлении античных географов проходил – если наложить его на современную карту – с запада на восток по Балтийскому побережью, далее загибался к Северному Прикаспию, затем, пройдя через хорошо знакомые после походов Александра Великого среднеазиатские земли Бактрии и Хорезма, резко сворачивал к югу, ограничивая с востока Индию (см. илл. 1).[10] В рамках этих «мнимых» географических реальностей и должны были разыгрываться исторические события, локализоваться реки, горы, озера, размещаться народы и города, что приводило к многочисленным парадоксам и путанице в письменных источниках. В рамках этих представлений[11] и стала, в частности, возможной вера в то, что индийцы могли «прибыть» в Западную Европу Северным морским путем.[12]

О том, каким географическим материалом следовало заполнять земную поверхность в случае недостатка сведений, не без иронии информирует нас греческий писатель Плутарх:

Слова Плутарха хорошо показывают характер работы античного историка, географа или картографа, когда тот сообщал об отдаленных и малоизвестных регионах ойкумены.[13]

Что же касается речной системы Восточной Европы, то греки и римляне, через античные города Северного Причерноморья достаточно хорошо знакомые с местными природными условиями, неплохо ориентировались в системе рек, впадающих в Черное и Азовское моря (заметим, что она не всегда совпадает с современной гидрографией).[14] Наряду с хорошо известными в античности Дунаем (Истр), Днестром (Тирас), Южным Бугом (Гипанис), Днепром (Борисфен), Доном (Танаис) и Кубанью (Гипанис, позже Куфис) античные авторы, в частности Геродот, называют еще несколько рек, которые не поддаются отождествлению с современными; таковы, например, реки Пантикап, Гипакирис, Герр, локализуемые Геродотом (IV, 54–56) между Борисфеном и Танаисом, а также реки Лик, Оар и Сиргис, текущие, по Геродоту (IV, 123), через земли меотов в Азовское море.

Волги в античности до Птолемея не знали, не в малой степени вследствие восприятия Каспийского моря как залива океана. Возможно, смутные сведения о ней сохранили название реки Оар (= Ра Птолемея) у Геродота и описание пролива, соединяющего океан с Каспием, как длинного, узкого и похожего на реку (см. об этом ниже в Очерке 3).

Если устья северочерноморских крупнейших рек были хорошо известны и довольно точно локализованы (а греки предпочитали основывать свои колонии именно в устьях больших рек), то в познаниях об истоках этих рек в античности не было ясности, поскольку из—за сложной этнополитической ситуации плавания по рекам далеко вглубь материка были затруднены. В античности были распространены две точки зрения на происхождение этих рек – «горная» (по Аристотелю, все реки Северного Причерноморья текут с северных Рипейских гор – Meteor., I, 13, 20) и «озерная» (по Геродоту, Тирас, Гипанис, Пантикап, Гипакирис, Танаис вытекают из озер – IV, 51–57). Практически ни та, ни другая не отвечают географической реальности, будучи вызваны к жизни априорными теориями о происхождении рек вообще. Так, например, Страбон, полемизируя со своими предшественниками, пишет (II, 4, 6):