Изложив то безвыходное положение, в какое попала армия, авторы воззвания писали: «Нижепоименованные русские общественные организации в Болгарии не осведомлены в точности о намерениях генерала Врангеля. Но они знают об истинном отношении болгарского народа к русским. Организации эти твердо верят, что русский воин – не чужеземец для болгарского крестьянина, а свой брат славянин. Они убеждены, что нет дома болгарского селянина, где не нашлось бы места русскому солдату». «Русские общественные организации почитают себя вправе ожидать, что болгары, чтущие прошлое, протянут руку помощи оказавшимся в тягостнейших условиях русским». На основании этого русские организации просили срочно поставить в Совете министров вопрос «о приеме и размещении в сельских местностях Болгарии части армии генерала Врангеля».
Генерал Шатилов, после своих переговоров в Белграде, направился в Софию, где ему было оказано горячее содействие российским посланником в Болгарии А.М. Петряевым. В записке председателю Совета министров, поданной 21 апреля, генерал Шатилов, ссылаясь на благоприятные результаты в Сербии, просил господина Стамболийского «от имени Русской Армии, отцы которой обагрили своей кровью поля Болгарии за освобождение от ее поработителей», принять сейчас же 7000 казаков, томящихся на Лемносе.
Как и в Венгрии, вопрос этот в Болгарии зависел от взгляда держав-победительниц. Но в Софии вместо противодействия он встретил горячее содействие французского посланника господина Пико. Затруднения были главным образом финансового свойства. Интересно, что, характеризуя общее положение в Софии, господин Петряев писал: «Ассигновать особые кредиты на это дело болгарское правительство не может без согласил Союзной финансово-контрольной комиссии, со стороны которой, ввиду присутствия в ней англичан, несомненно встретятся затруднения».
Вопрос об использовании для этой цели болгарского государственного долга России был явно безнадежным. Министерство финансов было склонно считать его совершенно исчерпанным расходами на содержание наших военнопленных и отправку материалов на Юг России (в таком же положении очутился вопрос об использовании долга Греции). Перед командованием встал снова вопрос об изыскании денежных средств.
Тем не менее 2 мая болгарское правительство дало разрешение на прием 1000 человек и 10 мая увеличило это количество до 2000 человек, которые принимались на работы. Однако, несмотря на это, французское командование тормозило дело отправки как в Болгарию, так и в Сербию. «Все бывшие препятствия к перевозке первых партий казаков в Сербию и Болгарию ныне устранены, – телеграфировал 14 мая генерал Шатилов военному представителю в Париже, генералу Миллеру>12. – Тем не менее французское командование все же тормозит перевозку. Главнокомандующий усматривает определенное нежелание местного командования идти на расселение контингентов в условиях нам благоприятных, так как перевозка в Совдепию или Бразилию совершалась мгновенно. Главнокомандующий просит Вас при содействии г. Гирса>13 побудить французское правительство принять энергичные меры и заставить Пелле и Шарпи немедленно приступить к перевозке».
Пассивное противодействие французов вскоре вылилось в активные действия. Вопреки выработанному плану, французы потребовали снова разгружать сперва Галлиполи. Вечером 21 мая французское командование сообщило генералу Кутепову, что утром 23 мая в Галлиполи прибудет пароход, который погрузит 50 офицеров и 950 солдат для отправки на работы в Болгарию. Два дня шла соответствующая агитация. Генерал Кутепов немедленно отдал приказ по корпусу, воспрещающий самовольные отправления. Указав, что отправление должно производиться целыми частями, ибо только в таком порядке перевозки не будет распыления, генерал Кутепов писал: «Всех, кто пожелает исполнить предложение французского командования и тем прикрывать свои личные шкурные интересы в тяжелые дни армии, – перевести на беженское положение и предоставить им затем полную свободу отъезда». Пароход все-таки набрал 1011 человек, главным образом из нестроевых частей.