В самый последний момент возник новый и совершенно непредвиденный конфликт с французским командованием из-за плана реэвакуации и его общего характера.

Главнокомандующий считал необходимым в первую очередь разгрузить Лемнос. Помимо того что казаки на Лемносе терпели особенно острые лишения и скорее вывезти их из этой «водяной тюрьмы» представлялось наиболее справедливым, Главнокомандующий учитывал те возражения и колебания, которые высказывали сербские министры, давая согласие на постановку людей на работы: казаки, по самому складу их жизни и быта, казались более походящим элементом для тяжелых физических работ, тем более что в казачьих частях был ничтожный процент офицеров в сравнении с процентом офицеров в 1-м армейском корпусе.

Французы, наоборот, требовали в первую очередь разгрузки Галлиполи. Несомненно, в этом лежала глубокая политическая и стратегическая причина. Как только 1-й корпус, совершенно восстановивший старую дисциплину и традиции армии, бесконечно преданный своему командиру генералу Кутепову, уходил с Галлиполийского полуострова, – в тот момент Главное командование теряло могучую физическую поддержку: штаб армии в Константинополе оставался предоставленным самому себе.

По вопросу о характере самой эвакуации возникла вновь резкая переписка между верховным комиссаром Франции и Главнокомандующим Русской Армией. Напомнив, что «все русские, еще живущие в лагерях, должны знать, что армия генерала Врангеля больше не существует и что их бывшие начальники не имеют больше права отдавать им какие-либо приказания», генерал Пелле писал генералу Врангелю: «Я заключаю из Ваших слов, что контингенты должны перевозиться в Сербию с палатками, походными кухнями, госпитальным и хозяйственным имуществом. Я позволю себе напомнить, что сербское правительство до сих пор всегда подчеркивало свое намерение оказать приют беженцам, а не армии. Важность этого различия с международной точки зрения не может от Вас ускользнуть. Поэтому я считал бы недопустимым, чтобы имущество, которое возьмут беженцы, носило характер военного груза».

Генерал Врангель ответил письмом 16 мая 1921 года: «Желание французского правительства, чтобы «армии генерала Врангеля» не существовало и чтобы «русские в лагерях» не выполняли приказаний своих начальников, несомненно, разделяемое Вашим Превосходительством, отнюдь не может быть обязательным для «русских в лагерях», и, пока «лагери» существуют, русские офицеры и солдаты едва ли согласятся в угоду французскому правительству изменить своим знаменам и своим начальникам».

Указав на меры, предпринятые им по рассредоточению армии, генерал Врангель писал: «Что касается принятия мною самостоятельных решений, чему, по Вашему заявлению, Вы намерены воспротивиться, то я, к глубокому сожалению, вынужден право это все же оставить за собою. В заключение я позволю себе остановиться на вопросе о снабжении отправляемых в Сербию людей. Вполне разделяя Ваши соображения о необходимости избегать всякого намека на военный характер материальной части отправляемых партий, я все же полагаю, что кров и пища одинаково необходимы и солдату, и рабочему».

Резкий обмен письмами и целый ряд дипломатических шагов и на этот раз заставили французов уступить. Армия начала грузиться по плану, разработанному штабом Главнокомандующего, со своим необходимым имуществом – ив первую очередь был разгружен Лемнос.

В самый разгар французского давления целый ряд русских общественных организаций, во главе с председателем Совета общества единения русских в Болгарии господином Молловым, обратился к министру председателю болгарского правительства господину Стамболийскому с горячим воззванием.