Но, не смотря на общий упадок, дом Горбовских все же хранил некоторые следы былой роскоши. Огромные портреты в массивных рамах украшали стены с почерневшими от сырости обоями. Портреты эти изображали людей красивых и утончённых, франтов и модниц своего времени. Особенно поразила меня дама в напудренном парике, державшая в крошечной руке кремовую розу. Глаза ее были черны как спелые маслины и что-то дьявольски страшное, и притягательное одновременно присутствовало в ее взгляде. Как выяснилось позже это была не кто иная как сама княгиня Александра Михайловна.

Стояли кое-где и весьма любопытные, стоившие должно быть приличных денег вещи – китайские вазы, изящные статуэтки, шкатулки весьма недурной работы. В библиотеке под толстым слоем пыли истлевали фолианты в старинных переплетах. Но более всего меня впечатлила странная комната вроде дамского будуара. В ней располагалось одно массивное кресло, обитое темно-красной тканью и несколько шкафов с весьма загадочными и древними по виду предметами – бронзовыми чашами, поржавевшими кинжалами и книгами на никогда не встречавшимся мне ранее языке. Комната эта, единственная во всем доме имела витражные окна, с которых смотрело некое странное существо с человеческим лицом и козлиными ногами вроде италийского фавна. Весьма жуткое и с тем интересное место.

Старушка была совсем плоха. Чудо что она вообще дышала. Легкие ее издавали свирепый хрип при каждом вздохе. Казалось, будто какой-то древний несмазанный механизм пытается завестись. Тело Александры Михайловны совершенно ссохлось и походило на жуткую мумию. Восковое морщинистое лицо, просвечивающий сквозь кружевной чепец лысый череп, скрюченные, покрытые пятнами руки. Удивительно, что в ней все еще теплилась жизнь. Глядя на эту умирающую даму, становилось ясно отчего ходят странные слухи о ее более столетнем существовании. Я был уверен, что Александра Михайловна едва ли продержится больше двух дней.

Она часто бредила и металась по кровати, бормоча что-то на неясном языке (как позже я выяснил то был румынский, кровь именно этого народа все еще текла в выпирающих венах княгини). Но иногда старуха замирала и пронзительно глядела перед собой и взгляд, ее взгляд в тот миг был ужасен. Вместо покрытых поволокой глаз, как это часто бывает у стариков, из-под кружевной оборки чепца свирепо блестели черные уголья. В такие моменты, после минутного оцепенения она кричала еще неистовей, словно исторгала проклятья в адрес кого-то невидимого.

Странным образом в доме не оказалось даже сиделки, а всю заботу об умирающей Александре Михайловной взяла на себя правнучка Горбовской Елизавета. Она оказалась весьма юной и привлекательной особой с совершенно ангельским личиком, обрамленным нежными золотистыми кудрями. И оттого ее судьба казалась мне невероятно трагичной. Вместо того, чтобы сверкать на балах и хвастать нарядами, Лиза вынуждена охаживать умирающую родственницу. Запертая в этом скорбном доме, куда не проникают лучи солнечного света, она просто зачахнет, не успев явить свою красоту и обаяние миру.

О Лизавете Горбовской стоит сказать отдельно, коль скоро именно она, а не княгиня, как вы могли подумать все же является главной героиней моей истории. Ах, если бы в те дни, когда я бросал робкие, но исполненные зарождающейся любви взгляды на эту девушку, я знал то, что ведомо мне теперь я бы сделал все чтоб спасти ее душу. Если бы, любезный попутчик, вы только могли представить, как подводит порой нас чрезмерный материализм. Наука, наука, наука! Мы свято веруем в точность микроскопа и достоверность лабораторных опытов. Все хотим познать пытливым умом, препарировать жизнь как труп в анатомическом театре и напрочь отрицаем то, что не можем объяснить. Я был именно таков. Да таков. О! какую жестокую цену пришлось заплатить мне за мое неверие. Быть может мой рассказ, если вы в него все-таки поверите спасет однажды вас или жизнь близкого вам человека.