Человек этот изредка кидал на меня взгляды, словно примериваясь стоит ли начинать со мною беседу. И то ли от того, что мы с ним путешествовали в одиночестве, то ли от того, что лицо мое внушило ему доверие, он все же заговорил.

– Не хотелось ли вам хоть на день, хоть на миг – спросил он меня, – поменяться местами с какой-нибудь из этих беззаботных девиц, вроде тех, что со всею серьезностью обсуждают фасоны платьев из журналов?

Вопрос этот меня весьма удивил и озадачил.

– Признаться честно, не очень бы хотелось. – я старался тоном высказать любезность, ибо не желал прекращать разговор.

– А мне хотелось. Да хоть бы и болонкой, хоть бы и муравьем в лесу, а лишь бы не собою.

– Но отчего же так?

Господин этот нервно вздохнул и уставился в окно, словно раздумывая – поведать ли мне свою боль или нет. Природная скрытность боролась в нем с желанием излить душу безымянному попутчику. В конце концов он все же уступил последнему.

– Скажите, – незнакомец наклонился к самому моему лицу, – вы верите в сверхъестественное?

Я снова с удивлением вскинул брови и решил, что должно быть имею дело с тяжелым нервным расстройством. Мне как-то случалось видеть подобное. Сын человека, с которым я имел весьма близкое знакомство, внезапно решил будто одержим духом. Должно быть, и этот господин расскажет нечто похожее.

– Я узнаю этот взгляд, – он грустно усмехнулся, – я и сам бы на вашем месте решил бы что передо мной сумасшедший.

– Отчего же? Я вовсе так не считаю. – соврал я.

– Впрочем может я и впрямь рехнулся и все это мне привиделось. Да только вот как же теперь жить?

Незнакомец снова замолк и напряженно смотрел в стекло.

– Я, знаете ли, доктор. Человек науки, – лицо его исказила горькая улыбка, – расскажи мне кто-нибудь год назад, то, что я собираюсь поведать вам, я бы верно счел его безумцем.

-Уверяю вас, что бы вы мне здесь не открыли, я не сочту вас сумасшедшим и уж конечно сохраню вашу историю в тайне. Мне не пристало лезть не в свое дело, однако вижу, как вас тяготит ваш секрет. Поверьте, в моем лице вы найдете понимающего слушателя.

– Чтож … – доктор тяжело вздохнул и начал свое повествование.

…

Некоторое время назад, а если быть точнее в прошлом октябре я был приглашен в качестве доктора в усадьбу княгини Горбовской. Княгиня эта, Александра Михайловна была тяжело больна в силу уже весьма преклонного возраста. Один дальний родственник ее покойного супруга утверждал, что Горбовской без малого девяносто семь лет. На своем веку она успела схоронить не только собственную дочь, но даже и внучку. О семействе этом ходило великое множество самых странных и нелепых слухов, и, безусловно, как сторонник научного подхода ко всем вещам, я не собирался в них верить или хоть сколько-нибудь принимать их всерьез. Как-то я слыхал у Алябьевых, что будто бы Горбовской на самом деле уж давно более ста лет и живет она так долго от того, что имела противоестественную связь с потусторонним существом. И что самое поразительное утверждал это не кто-нибудь, а профессор Пиотровский, от которого я никак не ожидал подобного рода суждений. Я тогда искренне рассмеялся и подивился тому, что и среди людей науки встречаются престранные экземпляры.

Усадьба у Горбовских оказалась весьма внушительных размеров, однако в ней царило страшное запустение. Здание старое и жутко обветшалое. Длинные окна в псевдоготическом духе сплошь поросли паутиной, а кое-где и вовсе вместо стекол зияла черная пустота. Полы издавали протяжный скрип и при каждом шаге, казалось, готовы были провалиться куда-то в преисподнею. В коридорах вечерами завывал ветер. Из прислуги лишь кухарка да дворецкий, не многим младше своей отходящей к праотцам хозяйки. У дворецкого помимо общей старческой немощности обнаруживались явные признаки дрожательного паралича. Каждый раз, когда несчастный нес в слабой руке своей канделябр, я был уверен, что он непременно его уронит.