– Мы ему уже не подходим, царскую кровь подавай! – гневливо сказала Мальфрида.

Княгиня-гречанка слушала их молча и не поддерживала разговора, потому что, во-первых, Владимир не был её супругом в общеизвестном смысле, а во-вторых, до того как Святослав, отец её убитого супруга Ярополка, взял её в полон, она была монашкой. Он привёз её в Киев и подарил своему сыну Ярополку, который долгое время не обращал на неё внимания, а потом разглядел, да и женился.

– Батюшка! Смотри! Там двое уходят от крещения через реку! – потеребил Владимира за рукав Святополк.

– Ничего, догонят и окунут!

– А я слышал, во дворе сказывали, что ночью многие ушли в лес, – сказал Святополк, пытаясь заглянуть отцу в глаза и обратить его внимание на себя.

– Не могли они уйти, на всех воротах всю ночь стража стоит, не выпустили бы их. А и ушли бы, так долго не просидят в дебрях, достанем и окунём, а ещё и накажем, плетьми высечем до руды, чтобы неповадно было не слушаться указа князя, – ответил Владимир, по-прежнему, не глядя на сыновца.

А на воде дружинники догнали беглецов, схватили за чубы, затащили в лодийку и повезли к священникам на крещение.

– А тебе, Рогнедка, не обидно, что мы оказались ему не нужны? – не унималась Мальфрида.

– Ну, я то остаюсь рядом, есть надежда, когда ему надоест царевна, он ко мне приедет!

– Ну, тебя-то он раньше всех отправил в Изяславль и назначил твоего сына князем Полоцким, а остальных что ж так раскидал по сторонам? Куда он их отправил-то,

не знаешь?

– Как куда? Ярослава с пестуном-кормильцем в Ростов шлёт. Всеволода на Волынь во Владимир.

– А моему Святославу Овруч назначил. К древлянам едем, я их страсть как боюсь?

– Почему?

– Так ты же слышала, как князь Древлянский великого князя Киевского Игоря казнил? А куда остальных посылают? – не унималась Мальфрида.

– Наша гречанка-монахиня со Святополком едут в Туров. Аделька со Станиславом в Смоленск, Владимир там ему выделил удел. Олову с Вышеславом и Добрыней отправил в Новгород, – сказала Рогнеда, – это всё, что я знаю.

– А знаешь, какой подарок Владимир своей Аделичке преподнёс? – ехидно прищурившись, спросила Мальфрида.

– Не знаю. И какой же? – Рогнеда вопросительно посмотрела на княгиню.

– Её сыночка-то, Мстислава, в Тмутаракань собрался заслать.

– Да ты что?! Это же за печенежским полем, где-то за морем! А что Аделя? – ужаснулась Рогнеда.

– А что Аделя! Ревёт как корова. Ей же нонче хоть разорвись, сердце-то у матери не камень! Станислава в Смоленск, Судислава в Псков, а Мстислава вон за тридевять земель. Там же касоги. Они примучат мальчонку за деда Святослава. Правда пестуном с ним едет Сфенг, этот не даст парнишку в обиду, вырастит зубастого, научит обороняться.

– Ну, коли не наскочат на печенегов, доберутся. Аделю жалко, теперь уж вряд ли увидится с сыновьями, – посочувствовала Рогнеда.

– Да-а-а, а ты посчитай, сколь у нашего муженька сыновей! Вырастут, и начнётся между ними сеча за великокняжеский стол.

– Не говори так, Мальфрида, даже слушать страшно!

– Ага! Самой страшно, а ты забыла, кто мужа нашей гречанки-монашки извёл? Вот то-то. Родной братец, наш новоженец, чтоб у него там всё отсохло.

К вечеру, когда солнце клонилось к окоёму, все покрестились и почти разошлись с берега, а святые отцы еле передвигая от усталости ноги стали собирать свои церковные принадлежности. Владимир Святославич оставил своё многочисленное семейство и с тремя крепкими дружинниками пошёл на берег. Он широкими шагами спустился в Подол, подошёл к священникам.

– Спасибо вам, святые отцы, за великий почин. Пойдёмте ко мне в терем, в трапезной стол накрыт, поснедаем, медов отведаете моих, да брашно