Старушка сидела тихо, смотрела на дорогу, где солнце пятнами падало сквозь ветки, и лес вокруг становился гуще, темнее, как будто проглатывал свет. Потом я решил, что нужно завести разговор, который отвлечёт от грустных воспоминаний, хотя бы на время. Но, не успел.
– А жена то у тебя есть? – спросила вдруг старушка мягким голосом, словно почувствовала, что я вспоминал о Лене.
– Есть, Еленой зовут, в Москове ждёт, – ответил я и в груди кольнуло, потому что "ждёт" – это, наверное, слишком громко сказано. – Жили душа в душу, а сейчас только ссоримся без конца.
– Любишь её? – продолжала она, и вопрос этот влез мне под кожу, как заноза, но я не отвертелся.
– Люблю, конечно, – сказал я твёрдо, хотя внутри шевельнулось сомнение, но тут же добавил: – Только всё хуже становится, не знаю, как это исправить, достало уже.
– А раньше как было? – спросила она, и глаза её блестели, будто ей правда интересно.
– Раньше? – я усмехнулся, и разом нахлынули воспоминания, тёплые и горькие. – Раньше были яркие чувства. Только квартиры своей не хватало. Много работал, купил – но, кажется, всё стало хуже. Даже не пойму, что теперь делать.
Она кивнула, слушала внимательно, и под её взглядом я вдруг почувствовал себя пацаном, который хвалится перед старшими, но мне было плевать – я просто выговориться хотел.
– Бабуль, а ты что скажешь? Как мне быть? – спросил я прямо, потому что устал гадать сам.
– Время всё расставит на свои места, сынок, – ответила она уклончиво, и голос её стал глубже, как будто она знала гораздо больше, чем говорит. – Любовь – как огонь. Или согреет, или спалит дотла..
– Это типа, ждать, пока само рассосётся? – нахмурился я, и в голосе моём мелькнуло раздражение.
– Не только ждать, но и делать, – усмехнулась она. – Я вижу ты сильный, справишься.
Проехали километров пятьдесят, лес сгущался, ни деревень, ни заправок, только тишина, нарушаемая гулом мотора и шелестом ветра в ветках.
– Останови тут, сынок, – сказала она вдруг, и я чуть не поперхнулся от неожиданности, но руки сами повернули руль к обочине.
– Тут? – переспросил я удивлённо, оглядываясь по сторонам. – Да тут ничего нет, ни тропинки, ни следа, куда же ты пойдёшь, бабуль?
– Да всё сынок, приехала я, – ответила она, и улыбка её стала шире, глаза заблестели, как у кошки, которая видит добычу.
Притормозил, пыль поднялась. Вылез, помог ей спуститься. Вытащил старухин узелок, поставил на траву. Она мельком взглянула на него, выпрямилась, а потом одарила меня таким взглядом, что мурашки побежали по спине, но я лишь усмехнулся в ответ. Никогда не был пугливым.
– Добрый ты, Стас, сильный, – сказала она тихо, и голос её стал твёрже, глубже, как будто не старуха говорила, а кто-то другой. – Дай-ка мне левую руку. Покажи ладонь, не бойся.
– Зачем это? – нахмурился я, но любопытство пересилило, и я шагнул ближе, протянув руку. – Вот, – но тут же резко убрал назад.– И что дальше?
– Дай, говорю, увидишь, – повторила она, и в голосе её была сила, от которой я невольно замер.
Рука ладонью вверх вновь подалась к старухе. Её ноготь впился в ладонь как раскалённый гвоздь. Боль вывернула сознание наизнанку – на миг я увидел себя со стороны: маленькую фигурку посреди бесконечного леса.
Немного придя в себя, посмотрел на свою руку. Там уже появилась алая кровь и капля её упала на траву, но тут же рана начала затягиваться, прямо на моих глазах, и вместо неё остался шрам, маленький, чёткий, светлый, в форме стрелы, будто кто-то вырезал его нарочно. Сердце заколотилось, я замер, глядя на это, а внутри всё кипело: и удивление, и злость, и страх, но я взял себя в руки, поднял голову и уставился на старуху.