– Увезу, – стонал он при этом. – Я всё равно тебя увезу домой, сыночек.

Видеть такую трогательную сцену и не испытывать эмоций было невозможно. А потому стражники расступились, когда Вильгельм Сильвер поднял на руки тело своего единственного отпрыска и, беспрерывно рыдая, начал медленным шагом идти к выходу.

– У меня тут экипаж неподалёку, – негромко начал говорить глава службы порядка Форельморска, когда убитый горем отец приблизился, – могу его вам предоставить.

Вильгельм Сильвер едва заметно согласно кивнул и продолжил делать шаг за шагом. Каждое его движение, вся мимика его лица говорила о глубоком горе. Герман Грумберг даже невольно ощутил тяжесть на собственном сердце, ибо на миг представил, какое горе принесла бы ему потеря Антуана. И всё же это стало поворотным моментом в дальнейшем. Будучи не просто некромантом, а человеком провёдшим большую часть жизни при дворе, у власти, и человеком мстительным по натуре, мысли Германа Грумберга переметнулись на то, что было бы справедливо тем же самым ядом угостить убийцу. По этой причине он уставился на пену у рта мальчика и, щуря глаза, задумался, какой же яд к несчастному ребёнку применили. А там, благодаря изучению внешней составляющей, а также проведению короткого магического анализа, направленного на определение структуры вещества, привычная рассудительность и холодность вернулись к графу.

«Странно. Право, странно. Что-то к этому яду примешано. Но зачем? И что это за вещество? Не похоже на что-то мне привычное», – пришёл к нему вывод и вследствие него Герман Грумберг потребовал:

– Погодите уходить, мистер Сильвер.

Мужчина хоть и посмотрел на графа Мейнецкого непонимающим взглядом, а всё же остановился, и это привело к тому, что все присутствующие уставились на королевского советника. Им сделалось любопытно. Но Герман Грумберг не собирался чужое любопытство удовлетворять. Привычно игнорируя направленные на него взгляды, он подошёл ближе к купцу и его сыну и без малейших на то стеснений расширил пальцами веки мальчика. Затем провёл руками вдоль его тела. Он изучал заинтересовавший его момент и, пожалуй, вот‑вот смирился бы с тем, что он не может сходу идентифицировать странную примесь к яду. Однако, мгновением спустя Герман Грумберг вздрогнул. Ему вдруг вспомнилось то, что он давно уж похоронил в глубинах своей памяти.

Как уже ранее писалось, отец Германа Грумберга был не просто энтузиастом‑исследователем, он вовсю старался приобщить к своему жизненному выбору сына. Будущее он видел только в науке, и по этой причине познания в некромантии и сопутствующим ей специальностях у нынешнего королевского советника оказались на высоте. Герману Грумбергу было ведомо многое из того, что никак не входило в учебную программу Первой Королевской Академии магических наук. В частности, однажды познакомил отец сына с редким ядом, известным среди узкого круга лиц под названием эмхатриаш. И на тот момент времени шестнадцатилетний Герман Грумберг веществом впечатлился. Увы, не по той причине, на которую рассчитывал его отец. Будущего графа Мейнецкого заинтересовал отнюдь не сложнейший процесс получения ингредиентов яда и прочая научная тягомотина. Будучи юным, он всего-то воспылал желанием проучить одну неприступную девицу‑простолюдинку, что невольно завладела его сердцем. Ему виделся тот ещё спектакль, в результате которого девушка бы отдалась ему со слезами радости на глазах, но… но, увы, юный Герман Грумберг конкретно напортачил с дозировкой. Девушка умерла у него на руках, и он, отнюдь не желая верить в печальный исход своих стараний, всё же прибежал к отцу за помощью. Герман Грумберг был влюблён. А ещё ему наивно чудилось, что его отец всемогущ, что уж такой мастер-маг сумеет пробудить красавицу от власти глубочайшего сна. Однако, вместо этого юному Герману Грумбергу пришлось под надзором рассвирепевшего родителя тайком избавляться от трупа, и то, чего убитый горем из-за трагической потери возлюбленной Герман Грумберг при этом наслушался, вынудило его слово «эмхатриаш» на долгие-долгие годы из своей памяти вычеркнуть.