– Эм-м, – нахмурилась Мила Свон, – а за что прочих-то наказали?

– Так конкурс никто не отменял, а из-за вашего с аир Грумбергом проступка баллы этикета так вниз ушли, что вряд ли какая-нибудь другая группа опустится ещё ниже.

– Пф-ф, что за бред? – возмутилась студентка. – Остальные нисколько не виноваты.

– Согласен, но у администрации академии другое видение. Так что, знаете ли, хотя я тоже нисколько не виноват, но это мне теперь все среды в не самой приятной компании свежим воздухом дышать. А летом ещё и делами академии как дежурному преподавателю заниматься, – с раздражением проворчал Люций, прежде чем потребовал: – Присаживайтесь, разговор нам предстоит серьёзный.

Мила Свон нехотя села на стул и, будучи на нервах, принялась теребить кончик чёрного форменного пояса. Она, сама того не замечая, царапала кончиком ногтя серебряный узор вышивки факультета, так как всё ещё была взбудоражена событиями. Но не столько о них Люций хотел повести разговор, сколько…

– Аир Свон, я присутствовал на площади во время вашего выступления. Не так близко, чтобы заметить, чем именно аир Грумберг вас отвлёк, но достаточно, чтобы обратить внимание – профессор Аллиэр в этот момент на аир Грумберга смотрел.

Сидящая перед ним девушка вмиг напряглась. Лицо её сделалось жёстким, воинственным. Ей явно не хотелось слышать ничего из того, что она могла бы услышать. Однако, Люций посчитал своим долгом произнести:

– Прямо вам скажу, я согласен с тем, что профессор Аллиэр вам на публике сказал. Ситуации бывают разными, но для мага непозволительно терять контроль над чарами. Магия в таких случаях может убивать невинных, – выразительно посмотрел он на Милу Свон, прежде чем смягчил интонацию. – И всё же я прекрасно понимаю также и то, как облачённая в жестокие слова истина могла вас ранить. Вы ведь другого ожидали? Заступничества, защиты?

– Да.

Ответ дался Миле Свон нелегко. Всё же, прежде чем девушка посетила его кабинет, она достаточно нравоучений выслушала. Разнимали её и Антуана Грумберга едва ли не всем миром, так как происшествие случилось не очень-то далеко от главной городской площади, а на тот момент там присутствовало не только всё руководство академии, но и много кого ещё. Естественно, из всех этих людей не съязвили или не высказали своё мнение единицы. И понимание вины их речи в студентке всё же пробудили. Во всяком случае, Люцию в настоящем было понятно – Мила Свон кристально ясно осознала, отчего её гневное возмущение во время турнира выглядело со стороны постыдной нелепицей. Однако, подобные моменты (когда совесть бьёт, как кувалда по наковальне) всегда способствовали тому, чтобы незаметно воспоминания о неприятном событии искажались. Чаще всего, люди выдумывали, что в тот момент их посетила та или иная благородная мысль. И Мила Свон уже принялась прятать истину глубоко в себе, как вот Люций взял и обнажил правду. Намеренно.

– Сердце и разум редко дружат, – утешающе произнёс он, но затем резко изменил интонацию на строгий тон. – Однако, мне видится, что вам, аир Свон, давно была пора уяснить – иного от профессора Аллиэра вам ждать не следует. Некоторые не только не способны любить, они в принципе не умеют делать так, чтобы давать другим спокойно любить их.

– Замысловато сказано, но я поняла вас, – тихим голосом произнесла Мила Свон, прежде чем через набежавшие слёзы призналась. – Мэтр Орион, мы на эту тему давно уже не разговаривали, но я думаю, вам надо знать – я ведь так и не насчитала пяти причин быть с профессором Аллиэром. Не смогла.

– Нисколько не сомневался, – криво и грустно улыбнулся он. – Любовь обычно заставляет женщин расцветать, но от вас словно тень самой себя осталась. Так что тему ваших отношений с профессором Аллиэром я вновь поднял только оттого, что меня замучила совесть. Да-да, аир Свон, по зиме я решил отрешиться от происходящего, но недавний комментарий профессора Гофмайна изменил моё мнение.