– Убирайтесь немедленно, – возмущается тем временем тетка, праведно пламенея лицом, – как не стыдно. Взрослый мужчина. Профессор. У меня тут семьи с детьми приходят! А вы что тут творите?

Совершенно неожиданно у меня в мозгу матфильтр находится. И четыре фразы подряд, которыми я хочу ответить отвлекающей меня хамке, этот матфильтр не проходят. Чересчур матерные даже для этой уебанской ситуации.

А потом – дело решает Иванова. Совершает какой-то дикий рывок, выворачивается из моей хватки, хлопает дверью кафе, оставляя меня один на один на один с краснорожей драконихой.

– Ну хоть у кого-то стыд проснулся, – удовлетворенно кивает тетка, скрещивая руки на груди.

Смотрю на неё секунды три, потом – посылаю в жопу. Она начинает раздуваться как воздушный шар, я только морщусь и выхожу на крыльцо кафе. Оглядываюсь. Хочу убивать. Сбежала Иванова, ну конечно, ни следа не видать. В университет рванула или куда-то еще?

– Эй, вы, мусор свой заберите, – стопку белых листов в синем скоросшивателе фурия из кафе чуть не в лицо мне швыряет, только из-за того, что я к ней поворачиваюсь с весьма ядовитым видом – передумывает и просто молча пихает в руки.

– Прошмандовка ваша выронила, – шипит она зло, – чтоб я больше здесь вас обоих не видела.

– Была охота травиться, – холодно роняю, сам без особого трепета прощаясь с этим посредственным заведением. Всех и плюсов было, что в районе университета здесь кормили худо-бедно съедобно и в меню что-то кроме шоколадных кексов имелось.

Папку открываю только в машине. Недоверчиво пролистываю страницу за страницей. Откладываю, испытывая желание побиться головой об стену.

Господи, вот ведь ебнули гормоны в голову. Решил, что девчонка капитулировать явилась. Зажал, облапал, даже не целовал – рот языком трахал. А она курсовик принесла. И теперь имеет возможность устроить в университете именно такой скандал, который мне накануне ученого совета вообще не нужен.

Катя

Сама не знаю, как добралась до общаги. Это была какая-то глубокая, темная кома, огненная агония, отнявшая у меня несколько часов жизни. Я и осознаю-то себя уже не где-нибудь, а в темени под одеялом общажной комнаты.

Осознаю и тут же буквально судорогой сводит от захлестнувшего с головой воспоминания. Безмолвная, бестолковая оторопь, одолевшая при встрече с самым ненавистным человеком в моей жизни. Даже Вовчика не ненавижу так, как Ройха. Потому что Вовчик ни за что в жизни не заставит меня испытать в его адрес хоть что-то человеческое. Я презирала его в детстве, ненавидела за то, что мама смотрит ему в рот. Знала, что это неправильно, так относиться к брату, но… Ни один брат моих подруг не бил сестер тайком. Не воровал их кукол, чтобы выжечь им глаза окурками, не подкидывал сигарет, чтобы влетело еще и от мамы, не отнимал личных денег под любым благовидным предлогом.

Вовчик таковым был. И я этого никогда не забуду. Злопамятная сука, да, это я.

А вот Ройх…

Что он со мной сделал?

Что такого произошло, что со мной вдруг случилось… Это!

В какой момент из той, что с удовольствием врезала бы неуважаемому профессору куда удастся – по морде, по яйцам – все хорошо, все на пользу, – я вдруг превратилась в постанывающую, захлебывающуюся каким-то совершенно немыслимым жарким удовольствием потаскушку?

Господи, я даже курсач выронить умудрилась! Как? Это ведь было вообще единственное, зачем я к нему пришла.

От вопросов гудит в голове. Пока нет Оксанки – я даже бессильно вою и луплю кулаками подушку. Честно говоря, помогает это не очень. Да и что вообще может помочь? Что вдруг заставит меня забыть, как я цеплялась за Ройха, выгибалась ему навстречу и думала…