А он не слишком высокого роста. Уперся взглядом в ее грудь. Потом отвел свои большие глаза, повернул голову направо, потом – налево. Смотрит по сторонам, как будто ищет кого-то. Или боится?

Он прячет глаза, отступает, поворачивается и уходит в сторону дома. Лена отворачивается от стекла, опускается на колени на пластик и долго смотрит на зеленые заросли папоротников с яркими пятнами бутонов роз. Потом замечает отцветшие цветки и начинает машинально ощипывать их. Постепенно увлекается – надо сейчас заняться чем-нибудь, а то будет совсем худо.

Через полчаса она выпрямляется, и смотрит на часы: шесть, время финиша. Снимает резиновые перчатки, бандану, встряхивает длинными локонами, собирает инструмент в корзину и направляется в сторону кухни. Входит в полумрак тамбура…

…и первое, что она видит – Олега, сидящего, свесив ноги, на садовом столе! Он курит.

Лена роняет корзину (инструмент громко лязгает), и таращится на внезапного визитера как на привидение. Не обращая внимания на рассыпавшиеся лопаточки и цапки, Олег метким щелчком отправляет окурок в садовую раковину в углу, легко спрыгивает со стола, смотрит на Лену и просто говорит:

– Ты что такое задумала-то?

Лена подходит к нему поближе – какой он огромный! – и заглядывает ему в лицо – такое спокойное и вид слегка отсутствующий. Сердце снова заходится в бешеном ритме, Лену бросает в жар; и она не знает, что делать, и – ой, он такой красивый вблизи, глазищи какие бархатные… И он дрожит! Дрожит. Мелкая дрожь, как от озноба, вдруг рябью проходит по темно-синему шелку рубашки, через всю его широкую грудь, когда он делает сдержанный вдох и замирает…

Горячая радость заливает ее и, недолго думая, она берет двумя руками его большую ладонь, поднимает к лицу, смотрит – она продолговатая, а пальцы – короткие, с тыла поросшие темными волосками. Как легко представить эту руку, сжатую в кулак, и ее удар, быстрый, скорый, как убийственный выпад змеи, а вот эти пальцы – нажимающими на курок, раз за разом, раз за разом, быстро… удар, падение, низвержение, уничтожение…

Это был просто враг. Просто враг. Просто помеха на пути. Ничего личного.

Лена поднимает эту жесткую ладонь к своему лицу и целует ее, с наслаждением вдыхая сладковатый запах хорошего табака; жадно заглядывает в его глаза – черные, смутно блестящие… И видит, как размыкаются узкие, всегда сжатые темно-красные губы, на широкой шее упрямо поворачивается круглая большая голова. Он шепчет почти угрожающе:

– Ты, это, не дразни меня. Я же не железный.

– Я тоже.

– Вижу.

Какой он большой и сильный. Тепло от него. Сердце бешено бьется. Лене трудно дышать. Она почти задыхается. Упершись взглядом в его выпуклую грудь под темно-синим шелком рубашки, она еле выговаривает:

– Плохо видишь. Я же живая. О тебе постоянно думаю…

Жесткая ладонь выскальзывает из ее рук, а Олег делает какое-то движение. Понеслось.

…Умело подхватывает ее и сажает на садовый стол. Деревянная столешница еще теплая – от него… Короткая ее юбка тут же съезжает вверх, и Лена сама разводит колени, когда он резко придвигается к ней – мужской живот такой твердый… она обнимает Олега, тянет его рубашку из-за пояса брюк, у нее не получается, и он выдергивает ее сам, одним-двумя плавными движениями, глядя на ее губы, приоткрыв рот, и Лена запускает руки под скользкую ткань… Она гладит широкую спину с буграми мышц под шелковистой кожей, замирая, ощущает жесткие руки на своей талии. Какой он весь большой, огромный, как… Голова кружится, в животе все скручивается в жесткий клубок… Она изгибается, прижимается к этому большому телу, обнимает его, и дрожащими неверными губами целует твердую мужскую щеку… Поцелуй; он просто трогает ее губы своими теплыми губами, смелее, смелее… Лена радостно отвечает ему, жмурится и содрогается от счастья, чувствует легкую дрожь, волны тепла, и в стайку мелких поцелуев хищно врывается мощный и жадный поцелуй взасос.