А что именно – это уже было делом фантазии. Тем более что Дмитрию Николаевичу всегда удавалось на дискаче создать такую классную атмосферу, что удовольствия не получали только самые деревянные зануды.

Кроме всего прочего, в этом году каждый класс готовил свою программу, и из этих выступлений выходило настоящее соревнование. Все, кто хоть отдаленно имел отношение к самодеятельности, добровольно-принудительно вовлекались в процесс и «трудились на общее благо».

Само собой, Романа уговаривать не пришлось – он не мог упустить лишнюю возможность спеть перед публикой.

«Черт, а все ведь складывается удачно, – внезапно для себя самого подумал Волкогонов, еще глубже зарываясь лицом в шарф. – Жизнь прекрасна!»

Улыбаясь и напевая мелодию зажигательной песни, которую они вчера с одноклассниками репетировали, он уверенно распахнул дверь школы. Выпускной год обещал быть прикольным и запоминающимся на всю жизнь!

Учитель литературы Дмитрий Николаевич Инюшкин подул на озябшие ладони и продолжил:

– На Россию 1902 года накатывали холода – холода предстоящего ужаса революций и войн, в которых пал и воин поэтического фронта Александр Блок. О нем мы сегодня и поговорим… Что, Саша?

– Дмитрниколаич, – спросил Долгов, подтягивая варежки, – а нынешние холода – это не предстоящий ужас революций и войн?

Учитель часто заморгал:

– Я не пророк и даже не поэт, так что не знаю. Будем на-деяться, что нет.

– А то мне бабушка говорила, что это, по древним пророчествам, приближается конец времен!

Инюшкин улыбнулся не особо радостной улыбкой:

– Александр, насчет пророчеств сказано одно – конец света придет, как тать в ночи, то есть неожиданно. Так что это просто природный катаклизм…

– А то, что волки стали выть в зоопарке как бешеные, – это тоже катаклизм? – не сдавался Долгов. – Даже отсюда слышно.

– Ну, животные чутко реагируют на такие перепады температур. Но это вы у Личуна на биологии лучше расспросите, у нас тут литература. И мы переходим к стихам… Александр, пожалуйста, к доске!

Три урока до большой перемены тянулись катастрофически долго. Из-за холода казалось, что само время остановилось и превратилось в ледяную статую, окаменев где-то в углу класса. Из-за снежных туч, постоянно закрывавших солнце и сыпавших белое крошево на землю, в классах стоял неуютный полумрак. И хотя лампы на потолках горели весь день, это не слишком помогало.

За окном постоянно мело, а когда ветер попадал в водосточные трубы, раздавалось утробное завывание, похожее на крик какого-то неведомого зверя. Этот вой заставлял ежиться всех, даже учителей. Звук был одновременно нереальный и осязаемый, и казалось, от него начинали слегка потрескивать стены школы, перекрытия и мебель. Казалось, что весь мир промерз настолько, что начинал трескаться и рассыпаться.

Чтобы избавиться от неприятных ассоциаций, Роман рисовал в тетрадках карикатуры на учителей, подсовывал свои творения Масляеву, и они оба начинали давиться смехом, делая вид, что усиленно дуют на окоченевшие ладони.

Из-за аномального холода и невозможности нормально прогревать помещения руководство школы разрешило ученикам не снимать верхнюю одежду. Поэтому большинство ребят сидели на уроках в шубах, куртках и пальто. От этого классы больше походили на вокзальные залы ожидания, чем на помещения, где люди чему-то учатся. И настроение в классах царило соответствующее – нетерпеливое и напряженное. Всем хотелось, чтобы урок побыстрее закончился, а за ним и следующий, и следующий: многие приходили в эти дни в школу, только чтобы поучаствовать в подготовке новогоднего праздника, а учеба как досадное неудобство отошла на второй план.